Двенадцать детей Парижа - Тим Уиллокс (2013)

– Ходят слухи о протестантских шпионах, – заметил тот.

– Попридержи язык, любезный. И обращайся ко мне «ваша светлость».

– Я хотел сказать, что, возможно, ваша светлость не знает…

– Я хочу поговорить с Бернаром Гарнье.

– Его здесь нет, ваша светлость. В отсутствие капитана здесь командую я.

– Я буду говорить только с ним, лично.

– Его вызвали в шестнадцатый округ, на той стороне реки. Там произошло ужасное убийство наших храбрых товарищей…

– Отправь за ним человека.

– Это потребует времени.

– Я подожду.

– Мы на осадном положении, ваша светлость, и я не могу разбрасываться людьми.

Тангейзер ткнул его в грудь дулом ружья. Бонне слетел с бочки и исчез за ней. Из окон караульного помещения, в которые несколько человек наблюдали за сценой, донесся смех. Оборванцы, поначалу пребывавшие в растерянности, присоединились к веселью.

– Отправь человека, – повторил иоаннит.

Он повернулся и пошел к повозке, улыбаясь дожидавшимся его детям. Фроже смотрел на него, открыв рот.

– А разве не опасно поворачиваться к ним спиной? – спросила Паскаль.

– Останься я лицом к Бонне, пришлось бы ввязаться в спор, и я вернулся бы к тому, с чего начал. У него есть простой путь: послать за Гарнье. Другой вариант – перейти за цепь и бросить вызов мне, человеку с ружьем. Если он выберет второе, я увижу это по вашим лицам, – спокойно объяснил Матиас.

– А если он снова усядется на бочку и ничего не будет делать? – предположила младшая Малан.

– Нам очень повезло, что у милиции нет тебя, – ответил рыцарь.

– Почему же вы просто не приказали ему нас пропустить? – не отставала от него девочка.

– Маленький начальник любит проявлять свою власть, но перспектива нарушить какие-то правила и тем самым вызвать гнев высокого начальства наполняет его душу ужасом. Я хочу получить пропуск от самого Гарнье. Пощадив вас один раз, он, скорее всего, пощадит и второй, если ваши пути снова пересекутся.

Доставая из повозки пистолеты, Тангейзер заметил, что Клементина стоит у окна таверны. Похоже, заведение было закрыто, но из окна верхнего этажа за сценой на мосту наблюдал мужчина.

– Сколько стоит накормить пятерых детей и двух верных слуг короля? – обратился к нему Матиас.

– А сколько стоит душа человека, если он не уважает святость воскресного дня? – огрызнулся тот.

– Не вынуждай нас выбивать дверь, – сказал ему Фроже. – Открывай.

Когда они вошли в таверну, Паскаль дважды заставила Юсти пересаживаться: сначала юноша хотел устроиться рядом с Флер, но младшая Малан втиснулась между ними, а потом потребовала у Тангейзера, чтобы тот сел между нею и сестрой, и поляку, чтобы освободить место, пришлось переместиться на скамью напротив, к Мышкам. Теперь его отделяло от возлюбленной широкое пространство стола. Паскаль сняла лайковые перчатки, которые нашла в конюшне. Увидев чернильные пятна на пальцах сестры, Флер заплакала. Юсти встал, явно собираясь успокоить ее, но Матиас покачал головой, показывая юноше, что не стоит ее трогать.

Фроже уселся на табурет во главе стола и потер свой единственный зуб. Повар, забыв о своих сомнениях, касающихся воскресенья, уже принялся за дело. Вероятно, посетителей у него было мало, поскольку в дополнение к холодному пирогу из рубленой свинины, мелкой птицы и кролика он поставил на стол тарелку сырных тарталеток, блюдо фаршированных яиц, бланманже из риса и темного куриного мяса, а также горшок с говяжьей требухой, которую иоаннит понюхал и отверг, опасаясь изжоги. Кроме блюд, на столе появились и кувшины с вином.

Тангейзер встал, перекрестился и пробормотал слова благодарности Богу за его щедрость. Дети сидели, сложив руки на коленях, охваченные меланхолией, и не проявляли интереса к выставленным яствам. Рыцарь вновь перекрестился. Сержант принялся молча накладывать бланманже себе на тарелку, и Матиас решил, что обязан поднять настроение компании.