Двенадцать детей Парижа - Тим Уиллокс (2013)

– Нет, парни, нет. Восхваляйте не меня, а всех нас. Потому что Кокейн – это мы, а мы – это Кокейн, и вместе мы все преодолеем. Разбейтесь по семь человек – это магическое число. В каждой банде найдется капитан – или капитанша, если у нее найдется достаточно смелости, – который должен выбрать быстроногого бегуна. Пусть эти банды станут роями жалящих пчел, атакующих и собирающих мед, и если одна из банд столкнется с сопротивлением, бегун отправится за подмогой. Городская милиция вышла на улицы, но они нам тоже не друзья, не забывайте. Если придется драться, вы должны жалить и бежать, жалить и бежать. Мы пришли, чтобы разбогатеть, а не умереть. Берите только самое лучшее, потому что места в наших тележках мало. Вы готовы?

– Да! – взревела толпа. Со всех сторон посыпались непристойности.

– Вы жестоки?

Крики стали еще громче.

– Все ваше! – выкрикнул Гриманд. – Завтра не будет!

Король Кокейна сомневался, что указ короля был настоящим. Вне всякого сомнения, страной правили идиоты, но убийство сорока тысяч горожан уничтожит Париж. Может, именно этого хотели сильные мира сего? На Рю Сен-Мартен его сомнения пропали. Гриманд остановился. Все остальные сгрудились у него за спиной и, словно общую галлюцинацию, наблюдали следующую картину: ополченцы сбрасывали людей с крыши четырехэтажного дома.

Первыми вниз полетели дети, один за другим. Сен-Мартен была одной из немногих мощеных улиц Парижа, и на брусчатке уже лежали три маленьких тела, мертвых или оглушенных. За ними последовали еще четверо, хныкающие, растерянные, испуганные не только перспективой падения, но и криками ополченцев. Скорость, с которой они летели вниз, озадачила Гриманда: медленнее и одновременно быстрее, чем он ожидал. Бедняги падали молча, словно затаили дыхание, как будто это была опасная игра, в конце которой их ждал приз. От удара о мостовую ломались ноги и разбивались головы, а мозги летели во все стороны. Гигант подумал, что их смерть, какой бы ужасной она ни казалась, – была легче той, на которую он обрек своих жертв в особняке д’Обре.

За детьми последовали три женщины. Трудно сказать, что они чувствовали, но их взгляды обратились на Гриманда, словно за поддержкой, которую он не мог им дать. Король воров отвернулся. Наконец вниз сбросили двух мужчин с Библиями в руках, ополченцы нырнули в дверь чердака, и крыша опустела. Из груды тел внизу доносились жалобные стоны. Гриманд прищелкнул языком и окинул взглядом улицу. Отряды милиции – четыре или пять – выбивали двери топорами и древками пик, вытаскивали людей на улицу и убивали.

Инфант Кокейна пребывал в растерянности. Сердце стучало ему в ребра, словно судебный пристав в ворота его души. В ушах звучал голос матери, но слов он разобрать не мог. Гриманд всегда любил мать, но никогда ее не слушал. Алис тоже не слушала его, несмотря на свою любовь к сыну: не видела его ярости от того, что он не тот человек, каким мог быть, хотя и сам давно забыл, каким именно. На душу свинцовым грузом давила тяжесть: этот груз Гриманд носил с собой весь день. Сомнений быть не могло – такое он уже испытывал, и не было на земле бремени тяжелее. Он влюбился в Карлу. Какой бы демон ни выдумал эту шутку, она явно удалась, и не в последнюю очередь из-за того, что на этот раз, в отличие от предыдущего, величие и добродетель вызвавшей его любовь женщины не вызывали сомнений.

– Капитан? – окликнул его Биго.

Гриманд махнул рукой, заставив его замолчать. Но Биго был прав. Пришла пора приниматься за дело. Из дома напротив вышли ополченцы. В руках у них ничего не было, кроме коротких пик, которыми они проткнули распростертые на мостовой тела. Стоны раненых смолкли. Милиция двинулась дальше, в поисках следующих жертв.