Двенадцать детей Парижа - Тим Уиллокс (2013)

Ле-Аль, как называли этот район его жители, располагался между улицей Труандери на севере, улицей Сен-Дени, ведущей к Шатле, на востоке, сырными рядами на западе и старой солеварней у реки на юге. Когда-то он был огромным и запутанным. Новые рынки представляли собой галереи, предназначенные не только для продуктов, но и для других товаров: здесь продавали кожу, меха и ткани, глиняную посуду и ножи, обувь и редких птиц. Выше галерей располагались жилые дома, а также церкви, постоялые дворы, общественный источник, восьмигранный позорный столб, а также развалины старого рынка и мастерских.

По воскресеньям гул людских голосов и крики животных сменялись относительной тишиной: здесь можно было встретить лишь городскую стражу, гуляющих жителей, юных любовников и беспризорных детей. Сегодня осталась одна стража, усиленная сержантами из Шатле. Множество гугенотов, а также некоторые невезучие католики могли тысячами умирать в своих домах, но рынки должны были оставаться в безопасности.

Проходя мимо, Гриманд кивал стражникам. Они знали, что он платит за их услуги и что его интересы лежат вне пределов рынка. На самом деле многие из тех, кто нанимал охрану, продавали его товар, причем нередко сообщали ему имя покупателя. Все они были партнерами в бесконечном преступном водовороте Парижа.

Возле мастерской ножовщика гигант заметил сержанта Роде.

– Дождь собирается, – сказал тот, кивком указав на восток.

– Тебя ждет сухое местечко, – подмигнул ему король воров. – Отцу Роберту нужна охрана в Сен-Лье. Он заплатит, сколько попросишь, чтобы ты там стоял. Бьюсь об заклад, ты потребуешь двойную цену – иначе тебе пора на покой.

– Я слышал, он укрывает еретиков. Скоро начнет ходить по воде, – фыркнул сержант.

Гриманд усмехнулся:

– Тебе же все равно, останутся они жить или умрут. Зачем отказываться?

– Мне приказано не вмешиваться, но с каких пор ты стал добрым самаритянином?

– Если не хочешь, так и скажи. Я уже вижу троих, которые возьмутся за эту работу.

– Эй, я согласен! Милиция не посмеет осквернить церковь. Они добрые католики, и у них полно других дел. Они не в состоянии даже убирать дерьмо, чтобы не измазаться, но желудки у них крепкие.

– Шатле предпочитает не вмешиваться.

– Когда все закончится, милиция разойдется по домам. А мы останемся. На следующей неделе нужно будет собирать пошлины. Мы не хотим, чтобы нас считали бандой убийц.

– Принципиальные, значит.

Роде рассмеялся:

– Мы не подпускаем милицию к рынку, а то они завалят его трупами. Мы сами вывели отсюда всех арендаторов-гугенотов и передали их Гарнье или Крюсу. Приказ Ле Телье. Они пошли покорно, как овцы. Думали, что их ведут в тюрьму, в Консьержери. Все верно, их туда привели, а там прирезали, в подвалах. И нас еще пугают адом, а? Крюс говорил, будто поклялся святому Иакову, что лично отправит к дьяволу сотню еретиков. Мы ему здорово помогли.

Утром Гриманд заказал свинью для жарки на скотобойне Крюса.

Сержант подмигнул ему:

– Может, это и дурной ветер, но кое-кому он принесет удачу. Власти объявят аукцион на пустые места. Товары там долго не пролежат, если тебе интересно.

– Не сегодня. Ходят слухи об армии гугенотов. Что там на дорогах?

– Не знаю. Все ворота заперты. И мышь не проскочит.

– Все ворота?

– Кроме Сен-Дени. Их открывают в полночь. Нельзя же, чтобы тысячи голов скота начисто обглодали пригороды. Кроме того, гугенота, конечно, можно убить, но в пищу он не годится.

– Что еще слышно?

– Король хочет, чтобы беспорядки прекратились. Можешь передать это всем, если хочешь.

Роде ухмыльнулся, но Инфант остался серьезен.

– Есть еще одна новость, которая стоит нескольких франков, – добавил сержант. – Особенная, если учитывать всю эту суматоху. Нужно найти одного человека.

– Я не стукач.