Король холопов - Юзеф Игнаций Крашевский (1881)

Так прошло несколько лет. Богну выдали замуж, Цярах тоже обзавелся женой, которая его наградила сыном.

Вядух, не особенно состарившийся за это время, не хотел отказаться от хозяйства и предаться отдыху. Как человек рассудительный, он выстроил недалеко в лесу для сына и невестки отдельную хату, для того чтобы, как он выражался, бабы не грызлись друг с другом. Гарусьница, хотя и очень любила свою невестку, однако она сына еще больше любила и всегда находила, в чем упрекнуть молодца; поэтому гораздо лучше было, что они не всегда были вместе.

Прожитые годы не особенно отразились на Лексе. Он как и раньше ходил за плугом, принимался за молотьбу, когда нужно было, пробовал свои силы, стараясь не отвыкнуть от работы. Он лишь к старости стал более молчалив, но когда бывал в духе, то по-прежнему давал волю языку.

В 1347 году была ранняя весна, потому что уже во время поста, лишь только растаяли лед и снег, покрывавшие землю, Вядух начал готовиться к посеву. Он находился в сарае вместе с Вонжем, где осматривал плуг, соху, борону, заступы и разные другие, тогда бывшие в употреблении, хозяйственные приборы.

Вдруг он услышал на дворе возглас:

– Гей! Хозяин…

Вслед за этим раздался с порога хаты голос Гарусьницы:

– Куда же он делся? Только что он был тут. Лекса! Отзовись!

На этот зов крестьянин вышел из сарая, и взглянув на ворота, он увидел всадника, лица которого он не мог разглядеть.

Хотя солнце своими слабыми лучами согревало землю, однако было холодно, и голова прибывшего была закутана в капюшон, которые были тогда в большом употреблении в Европе и у нас. Любившие наряжаться для красоты носили их не с одной кистью, а с целым пучком.

Когда всадник повернулся лицом к хозяину, Вядух узнал в нем короля, хотя и сильно изменившегося. Он не лишился прежних красивых очертаний лица, ни его свежести, но на нем лежала печать грусти, тоски по счастью; он как бы тяготился жизнью, стал более серьезным, постарел и был грустен.

Он по-прежнему был ласков и по-человечески разговаривал с крестьянами, обращаясь с ними как с рыцарями или высшими должностными лицами, но видно было, что его тяготит бремя, которое он нес.

Вядух низко склонился перед ним, упав к его ногам.

Король прибыл с небольшой свитой в сопровождении своего неизменного спутника Кохана, охотников, нескольких собак; за ними везли соколов.

Казимир, казалось, колебался; сойти ли ему с лошади, затем, шепнув что-то Кохану, он оставил коня у ворот и, похлопав старика по плечу, направился вместе с ним к хате.

Гарусьница с радостью и с благоговением встретила короля; она была горда оказанной ей честью и счастлива тем, что такая высокая особа вторично посетила их дом.

Как заботливая хозяйка, она тотчас же начала готовить угощенье, но Казимир предупредил ее, что ничего есть не будет. У нее был старый мед, и она начала искушать им гостя; Казимир, не желая ее обидеть, со снисходительной улыбкой согласился, хотя и не был любителем этого напитка.

Вядух стоял перед королем, который внимательно его разглядывал.

– Ты даже не постарел за эти годы, – обратился он к нему.

– Потому что я и тогда уже был стар, – возразил Вядух веселым голосом. – У нас рассказывают об одном человеке, который, взяв теленка в руки в первый день его появления на свет Божий, носил его на руках и на второй и во все последующие дни ежедневно и впоследствии до того привык к тяжести, что мог поднять целого вола. Так и с нашим трудом и работой, милостивый пан. Если их не бросать, силы не уменьшаются и человек не слабеет. Если б я хоть на один день отдохнул, на следующий день меня одолела бы старость и немощь.

Король с грустью рассмеялся.

– Ты это умно придумал, – прошептал король.

– Я лишь повторил то, что от других слышал, – возразил крестьянин.

– Я охотно почерпну что-нибудь из этой премудрости, – прибавил Казимир.