Цитадель - Арчибальд Кронин (1939)

В комнате находилось человек тридцать шахтеров. Все сидели, курили и смотрели на него с бесцеремонным любопытством, в котором не было, однако, ничего неприязненного. За маленьким столом сбоку сидел бледный, тихий человек с умным и выразительным лицом, по-видимому тоже бывший шахтер, судя по синим рябинам на его коже. Это был Оуэн, секретарь. В конце стола сидел развалясь доктор Луэллин и благосклонно улыбался, глядя на Эндрю.

Начались расспросы. Но прежде всего Оуэн тихим голосом изложил условия работы:

– У нас тут, доктор, такой порядок: рабочие Эберло – в нашем районе имеются два антрацитовых рудника, сталелитейный завод и одна угольная шахта – выплачивают из каждой недельной получки известную сумму нашему обществу. На эти деньги мы организуем необходимую врачебную помощь, содержим прекрасную, хотя и небольшую больницу, амбулатории, выдаем лекарства, протезы и так далее. Кроме того, у Общества состоят на службе врачи: доктор Луэллин, наш главный врач и хирург, четыре младших врача и дантист. Мы им платим, так сказать, с головы – в зависимости от числа постоянных пациентов в их списке, по определенной ставке за каждого. Насколько я знаю, доктор Лесли в последнее время перед отъездом зарабатывал что-то около пятисот фунтов в год. – Оуэн сделал паузу. – В общем, мы находим нашу систему разумной.

Со стороны тридцати членов комитета последовал ропот одобрения. Оуэн поднял голову и поглядел на них:

– Ну а теперь, джентльмены, есть ли у кого вопросы к доктору Мэнсону?

Эндрю начали обстреливать вопросами. Он старался отвечать спокойно, правдиво, без прикрас. Один раз сострил.

– Вы говорите по-валлийски, доктор? – Вопрос исходил от одного особенно назойливого молодого шахтера, по фамилии Ченкин.

– Нет, – сказал Эндрю. – Я с детства говорю только на гэльском языке[6].

– Много вам будет от него проку здесь!

– Он мне пригодится, когда я захочу обругать пациентов, – сказал Эндрю сухо, и все засмеялись.

Наконец опрос закончился.

– Очень вам благодарен, доктор Мэнсон, – сказал Оуэн.

И Эндрю вышел в ту же маленькую приемную с кислым запахом. Чувствуя себя так, как будто его долго швыряло по бурным волнам, он наблюдал, как остальные кандидаты один за другим уходили в комнату заседаний.

Эдвардс, вызванный последним, отсутствовал долго, очень долго. И вышел, широко ухмыляясь, всем своим видом как бы говоря: «Жаль мне вас, товарищи. Место уже у меня в кармане».

Последовало бесконечное ожидание. Наконец дверь в комнату комитета отворилась, и из клубов табачного дыма вынырнул Оуэн с бумажкой в руке. Его глаза, поискав среди группы ожидавших, в конце концов с выражением искреннего доброжелательства остановились на Эндрю:

– Будьте добры зайти сюда на минутку, доктор Мэнсон! Комитет хочет еще раз поговорить с вами.

Побелев как мел, с колотившимся сердцем, Эндрю прошел за секретарем в комнату комитета. «Не может быть, – твердил он себе, – не может быть, чтобы они выбрали меня».

Сидя опять на том же стуле, словно на скамье подсудимых, он увидел обращенные к нему улыбки, ободряющие кивки. Один только доктор Луэллин не смотрел на него.

Оуэн, говоривший от имени всех, начал:

– Доктор Мэнсон, мы будем с вами откровенны: комитет в некоторой нерешительности. Собственно, он, по совету доктора Луэллина, сильно склонялся в пользу другого кандидата, который имеет большой стаж работы в Джеслейской долине.

– Но он слишком разжирел, этот Эдвардс, – вставил седоватый шахтер из задних рядов. – Хотел бы я поглядеть, как он будет карабкаться наверх, к нашим домам на Марди-Хилл!

У Эндрю были слишком напряжены нервы, он и не улыбнулся. Затаив дыхание, ожидал он слов Оуэна.

– Но, – продолжал секретарь, – надо вам сказать, сегодня вы произвели на комитет очень хорошее впечатление. Комитету, как минуту тому назад поэтично выразился Том Кетлис, нужны люди молодые и энергичные.