Европа. Борьба за господство - Брендан Симмс (2013)

Именно в данном контексте европейские державы рассматривали следующую фазу греческого кризиса. В феврале 1825 года разочарованный продолжающимся сопротивлением эллинов турецкий султан велел своему военачальнику, номинальному правителю Египта Мехмету Али, подавить восстание. В награду Мехмету пообещали Сирию, и очень скоро его многочисленное войско очутилось в Греции, сея разорение и смерть. По всему континенту сторонники греческой независимости стали призывать к войне против Турции. Новый русский царь тоже ощутил силу народного негодования. В апреле 1826 года Николай I в Санкт-Петербурге заключил соглашение с Британией: стороны договорились о посредничестве в Греции и отказались от любых коммерческих и территориальных претензий. Условия Аккерманской конвенции, заключенной полугодом позже, гласили, что, по мнению Британии, Франции и России, Греция должна стать полуавтономным вассальным государством Османской империи. Париж и Лондон надеялись, что сильная Греция не станет агентом русской экспансии, что она окажется непреодолимым барьером для амбиций Санкт-Петербурга; так или иначе, британский премьер-министр граф Грей больше был озабочен недопущением русских в Германию, чем ситуацией на Балканах. Сыграли свою роль и сообщения о зверствах турок на греческих землях.[558] Первоначальное вмешательство ограничилось отправкой совместного англо-французского флота, который, уладив споры относительно командования, наголову разгромил турецко-египетские морские силы у мыса Наварин[559] в октябре 1827 года. В самом конце того же года султан Махмуд II решил упредить создание антиосманской коалиции и объявил священную войну (джихад) России. После непродолжительной военной кампании турок вынудили принять условия Адрианопольского договора в сентябре 1829 года. Греция обрела независимость, Валахия и Молдавия получили автономию, тогда как Россия сделала лишь весьма скромные территориальные приобретения на Кавказе.

Международные споры об участи Испании, Италии, Греции и Латинской Америки на время отвлекают внимание от основной проблемы европейской политики, то есть будущего Германии. Пруссия воспринимала возрождение французского могущества в 1820-е годы с возрастающим беспокойством. Раздосадованный «австрийской апатией» новый прусский министр иностранных дел граф Берншторфф начал обхаживать мелкие немецкие государства, многие из которых опасались потенциальной агрессии со стороны обновленной Франции. Главным стремлением и главной целью напористой политики графа было создание Таможенного союза, организации не столько коммерческой, сколько политической и стратегической.[560] Прусский министр финансов Фридрих фон Мотц предсказывал, что «политическое единство» окажется «неизбежным следствием коммерческого союза». Он полагал, что идеальным исходом будет «единая, внутренне и внешне по-настоящему свободная Германия под прусским руководством и прусской защитой». Так впервые была озвучена связь между германским единством и безопасностью Пруссии.