Европа. Борьба за господство - Брендан Симмс (2013)

Главным камнем преткновения оставалась Германия. Сталин требовал ее разделения на независимую Рейнскую область, Баварию и марионеточное государство, охватывающее прочие территории (в том числе Померанию и Силезию); Восточную Пруссию следовало присоединить к Польше. Молотов заявил, что «Германия должна впредь оставаться безвредной».[1097] Рузвельт предлагал еще более радикальный шаг – разделение на шесть государств: Гессен, Ганновер и Северо-Западная Германия, Саксония, Баден-Вюртемберг-Бавария, Пруссия (Бранденбург, Силезия и Померания) и Восточная Пруссия; насущный для военных целей потенциал Саара и Рура побуждал передать эти регионы под контроль международной администрации. Лишь разделение, как уверял госсекретарь Самнер Уэллс, «окажет, возможно, воздействие на психику немецкого народа» и избавит этот народ от агрессивности.[1098] Черчилль инстинктивно склонялся к более суровым мерам: он регулярно упоминал о необходимости «кастрировать немецких мужчин», чтобы предотвратить новую агрессию, и выражал надежду, что немцы станут «толстыми импотентами». С другой стороны, премьер беспокоился, что возникший вакуум власти заполнит Сталин. Он предупреждал свой кабинет не «ослаблять Германию слишком сильно, она может понадобиться нам против русских».[1099] Большинство британских планировщиков, тем не менее, поддерживали предложения по разделу Германии, пускай ценой окажется советская гегемония в Центральной Европе.[1100]

Главным для сдерживания послевоенной Германии и «вытеснения» Советского Союза были возрождение и объединение Европы – по крайней мере, ее западной половины. В октябре 1942 года Черчилль «узрел впереди Соединенные Штаты Европы… которые проводят единую международную политику и несут заботы по сохранению Пруссии в разоруженном состоянии».[1101] Американцы особо симпатизировали идее европейского единства. Стратеги Государственного департамента поддерживали экономическую интеграцию континента, «усугубленную» режимом свободной торговли со всем миром, прежде всего с Соединенными Штатами. В теории это отвечало американским экономическим интересам и обеспечивало глобальный баланс сил, превращая потенциал военных столкновений в мирное производство. Опасность, однако, состояла в том, что любой будущий Гитлер тем самым получал контроль над этим таможенным союзом и мог использовать его против США.[1102]

Единственным, в чем союзники соглашались между собой, было убеждение, что сепаратный мир с Гитлером невозможен. На конференции в Касабланке в январе 1943 года Великобритания и Соединенные Штаты заявили о доктрине «безоговорочной капитуляции Германии», к которой Сталин присоединился несколько месяцев спустя.[1103] Но для начала следовало победить Гитлера. В Соединенных Штатах общественное мнение – вопреки ворчанию тех, кто полагал, что «Азия важнее», – целиком поддерживало идею полного разгрома Германии;[1104] лишь тогда коалиция сможет сосредоточить внимание на Японии. Британцев убеждать не требовалось. «Германия является основным врагом, – гласило совместное англо-американское коммюнике за январь 1942 года, – и победа над нею будет ключевой для общей победы. Когда Германия потерпит поражение, крах Италии и поражение Японии станут неизбежными».[1105] Вашингтон и Лондон, впрочем, принципиально расходились в вопросе о ее сроках, о сроках вторжения на континент, которое было необходимо для разгрома Гитлера. Британцы предпочитали «обессилить» Германию операциями в Средиземном море и на других периферийных фронтах, а американское командование выступало за «сокрушительный» удар по Северной Франции.[1106]