Европа. Борьба за господство - Брендан Симмс (2013)

Франко-британские страхи перед возможным появлением очередной универсальной габсбургской империи достигли кульминации в 1725 году. Кризис стал прямым следствием внезапных династических перемен. Стремясь укрепить монархию за счет рождения наследника, Людовик XV отказался от давно озвученного намерения жениться на юной испанской инфанте. Вместо этого он обратил взор на восток и взял в жены Марию Лещинскую, дочь бывшего польского короля Станислава. Филипп и Елизавета восприняли эту свадьбу как оскорбление и стали искать сближения с ненавистными прежде австрийскими Габсбургами. В мае был заключен австро-испанский договор. Условия этого договора являлись прямой угрозой сложившемуся в Европе равновесию сил. Карл VI обещал не препятствовать испанским требованиям по возврату Гибралтара и Менорки. Он также согласился отдать несколько итальянских провинций старшему сыну Филиппа и Елизаветы Фарнезе дону Карлосу. В свою очередь Испания предоставила императору торговые привилегии и признала Остендскую компанию,[246] основанную несколькими годами ранее в попытке «протиснуться» на прибыльный колониальный рынок. В довершение всего заговорили о браке старшей дочери Карла Марии Терезии с одним из испанских инфантов.

Если бы предполагаемое «слияние» династий состоялось, Британия и Франция рисковали обнаружить перед собой австро-испанский блок, протянувшийся от Фландрии на Английском канале до «каблучка» итальянского «сапога» и от Силезии до Пиренеев и скал Гибралтара. Таунсенд предупредил, что «в случае присоединения австрийского доминиона к обширным территориям Испании» может возникнуть новое государство, «более опасное для всей Европы, чем даже государство Карла V».[247] Хуже того, германские амбиции императора (беспокоившие Францию и Британию намного больше, чем колониальная угроза) будут оплачены золотом испанского Нового Света, а возможно, и доходами его собственной Остендской компании. Британская и французская столицы опасались имперского «доминирования», «запугивания» и «абсолютной власти» в Германии. Ситуация, как жаловался один французский дипломат, стала хуже, чем накануне 1648 года. По этой причине Британия и Франция в сентябре 1725 года заключили оборонительный Ганноверский союз против Вены и Мадрида.

Воспользовавшись тем, что у Франции и Британии возникли другие заботы, Россия возобновила усилия по занятию господствующего положения на Балтике. Ключом к реализации этих планов стал Венский союзный договор с Австрией, в чем признавался русский вице-канцлер граф Остерман в череде своих меморандумов 1725–1726 годов. «Священная Римская империя может помочь России не только в ее борьбе со шведами, турками и поляками, – писал он, – но и помешать другим странам напасть на Россию». В начале августа 1726 года Екатерина Первая наконец отбросила маску и вступила в союз с Веной. Русские войска оккупировали Курляндию, чтобы предупредить ее аннексию Польшей. Для Лондона и Версаля осуществление русских планов выглядело не просто ударом по стратегически важной балтийской территории, основному источнику морских ресурсов – нет, оно сулило реализацию замыслов Петра Великого по установлению господства в Северной Германии, а затем и во всей империи. Контрмерам мешал тот факт, что у британцев и французов не было способа остановить Россию угрозой ее западным границам. Вместо этого на Балтику направили эскадру Королевского флота, а Швецию убедили присоединиться к Ганноверскому союзу. Одновременно британские и французские дипломаты в Константинополе пытались настроить Порту (так называли правительство Османской империи[248]) на вылазку против русских с юга. Этот план, цитируя Таунсенда, был призван «отвлечь царицу в Азии настолько сильно, чтобы она ослабила внимание и перестала досаждать и причинять неприятности королю здесь». Нельзя лучше проиллюстрировать взаимосвязь между разными частями европейского баланса сил.[249]