Европа. Борьба за господство - Брендан Симмс (2013)

При этом британская система была уязвимой перед «приступами иррациональности». Кабинет испытал это на собственном опыте, когда в 1730-х годах колониальные и морские споры с Испанией обернулись всплеском народной ксенофобии и агрессивности. Случай с британским моряком Дженкинсом, которому испанские guarda costas, то есть береговая охрана, отрезали ухо, был весьма показательным. Критики внутри и вовне парламента теперь сочетали стратегические концепции с призывами к более широкому политическому участию во имя «подавления коррупции и исправления слабости» двора и правительства. Уильям Палтни, парламентарий-оппозиционер из вигов, требовал наделить парламент, «высший и главный совещательный орган Его Величества», правом изучать всю дипломатическую корреспонденцию. В результате ожесточенных публичных и парламентских споров провалился компромиссный договор с Испанией. «Войну за ухо Дженкинса» в ноябре 1739 года Британия начала с того, что принялась, вспомнив об успехах сэра Фрэнсиса Дрейка, грабить испанские торговые суда и разорять колонии. Некоторые оптимисты даже надеялись, как выразился один влиятельный аристократ, что «интервенция позволит населению колоний сбросить испанское ярмо».[275] Скептики сомневались, что Испанию возможно «уломать» быстро.[276] Премьер-министр Роберт Уолпол говорил: «Сейчас они звонят в колокола, но скоро будут заламывать руки».[277] Так все и вышло: после ряда быстрых побед, включая стремительный захват Портобелло, британцы вскоре были остановлены перед колумбийской крепостью Картахена.[278]

Одержимость морской и колониальной экспансией дорого стоила Британии в Европе и положению правительства в стране. Франция набирала силу на континенте, заключила финансовый договор со Швецией и даже сблизилась с ослабевшими Габсбургами. В декабре 1738 года были обнародованы планы двойного франко-испанского бракосочетания; примерно тогда же короля и его министров напугала прусская угроза Ганноверу. Важнее всего было то, что французы, обезопасив свой европейский фланг, стали задумываться о сосредоточении сил и ресурсов для противостояния Британии на море. Лондон остро ощущал эту опасность. «Если не отвлечь ее сухопутной войной на континенте, при том, что у нас нет никакой защиты от вторжения из Франции, помимо наших войск, – сказал британский политик Хорас Уоппол, – боюсь, что уже следующей весной или летом война охватит остров».[279] Связь между европейским балансом сил и морской безопасностью Англии была совершенно очевидной для современников.

Ближе к концу десятилетия, однако, главной проблемой для Лондона, Версаля и Центральной Европы оставалось смутное будущее Германии. В 1738–1739 годах кардинал Флери и другие министры постоянное твердили, что сохранение позиций в империи является залогом безопасности Франции. Главной заботой Флери было урегулирование вопроса об австрийском наследстве в пользу Франции; Британия, со своей стороны, стремилась сохранить в целости все наследие Габсбургов. Чтобы удостовериться в том, что Габсбурги никогда впредь не будут угрожать Франции с востока, кардинал Флери хотел отобрать у них императорскую корону. Это не позволит Вене мобилизовать ресурсы Германии против Бурбонов. Проблема виделась насущной, поскольку Версаль опасался, что, если муж Марии Терезии Франциск Стефан станет императором, он воспользуется своим положением и вернет утраченную Лотарингию. Так что, когда в октябре 1740 года скончался Карл VI, Франция согласилась с тем, чтобы Мария Терезия наследовала ему в качестве правительницы австрийских земель, – и другим заинтересованным сторонам пришлось последовать примеру французов. Основным же был вопрос, кто унаследует титул императора Священной Римской империи. В конце 1740 года стало ясно, что борьба за господство в Германии вступает в новую драматическую фазу.