Короли Жути - Николас Имс (2017)

– Да надень же, – настойчиво повторил Гэбриель, и на этот раз в его голосе прозвучала плохо скрытая насмешка.

Клэй беспомощно огляделся, но, похоже, шутка была понятна только им двоим. Стражники выжидающе уставились на него. Сержант кивнул.

Клэй нахлобучил шлем, передернулся, когда липкий от пота кожаный подбой коснулся головы, а широкий щиток больно приплющил нос, потом заморгал, привыкая к черной полосе между глаз.

– Неплохо, – заметил Гэбриель, почесывая переносицу, чтобы скрыть расплывающуюся улыбку.

Сержант ничего не сказал, лишь блеснул зорким вороньим глазом – наверное, все-таки подначивал.

Клэй натянуто улыбнулся Гэбриелю:

– Ну что, пойдем?

Они вышли за ворота. В двухстах шагах от крепостной стены тропа сворачивала влево, к густому ельнику, близ которого начинался овраг. Как только приятели скрылись за деревьями, Клэй сорвал шлем с головы и с размаху запустил его в воздух. Шлем взлетел крутясь, шмякнулся об землю, отскочил и, подпрыгивая, покатился на дно оврага, где уже скопилась обширная коллекция таких же шлемов, проржавевших от дождя, покрытых лишайниками или просто утонувших в грязи и давших приют грызунам и прочим мелким зверюшкам. Как только еще один бронзовый шлем остановил свой бег по скользкой траве, на его край вспорхнул королек и тут же решил, что это – самое лучшее место для гнезда.

Клэй и Гэб шли бок о бок по тропинке, вьющейся среди высоких белых берез и зеленого ольшаника. Поначалу оба молчали, погруженные в мрачные мысли. Безоружный Гэбриель нес какой-то мешок, по виду пустой, а котомка Клэя была битком набита: завернутые в тряпицу пироги, смена белья, теплый плащ и бесчисленное множество носков – хватило бы на целую армию. На поясе Клэя висел меч, а за правым плечом – верный щит Черное Сердце.

Щит назвали по имени неистового древея, который поднял на битву живой лес и целый месяц вершил кровавую резню на юге Агрии. Древей и его древесное воинство сровняли с землей несколько деревень, а потом осадили Полый Холм. Среди горстки защитников, оборонявших крепость, единственными настоящими воинами были Клэй и его товарищи. О битве, которая длилась почти неделю и унесла жизнь очередного незадачливого барда «Саги», сложили такую тьму песен, что их и за целый день не спеть.

Клэй собственноручно завалил древея, а ствол поверженного врага разрубил на плашки и смастерил из них щит, с которым никогда не расставался. Щит неоднократно – гораздо чаще, чем товарищи по банде, – спасал ему жизнь. Поверхность щита испещряли отметки бесчисленных сражений: были тут и глубокие царапины, оставленные острыми как бритва когтями гарпии-несушки, и расплывчатые изъязвленные пятна – следы кислотного дыхания механического быка. Привычная тяжесть щита внушала уверенность, хотя кожаная перемычка и натирала плечо, верхняя кромка больно била в затылок, а спина под немалым грузом болела, как холка тягловой лошади, впряженной в телегу с гранитными глыбами.

– Джинни хорошо выглядит, – сказал Гэбриель, нарушив затянувшееся молчание.

– Угу, – из вежливости ответил Клэй.

– А сколько Талли лет? Семь? – не унимался Гэб.

– Девять.

– Девять?! – Гэбриель удивленно помотал головой. – Ох, куда только время летит!

– В теплые края.

Дальше они пошли молча, но Клэй чувствовал, что приятелю не терпится поговорить. Они ведь и сдружились из-за того, что Гэбриель не умел и не любил молчать.

– Ты ж в Пятипрестолье живешь? – начал Клэй, решив сменить тему, – разговоры о жене и дочери навевали отчаянную тоску по дому.

– Жил, – сказал Гэбриель. – А потом, ну ты представляешь…

Вообще-то, Клэй ничего такого не представлял, но сообразил, что других объяснений от Гэбриеля не дождешься.

– Из города я ушел года два назад, обосновался в Ливневом Ручье, иногда соглашался на сольную работенку, чтобы прокормить семью и не остаться без крыши над головой.