Чужое сердце - Шарлотта Валандре (2011)

Однажды Генриетта назвала меня звездой. Однако во время наших долгих бесед она призналась, что по телевизору смотрит только новости и репортажи о путешествиях. Она, Генриетта, никогда не ходит в кино. Ей больше нравится вязать крючком, так что она повторяет, что слышала. Она спросила меня: «А правда, что вы знаменитая?» Я ответила: «Да ну…» Она не стала расспрашивать. Я хотела, чтобы она по-прежнему называла меня деточкой. Она добрая, Генриетта, спокойная, разумная, обожает вязать крючком, на спицах, мне дико нравится ее имя, оно внушает мне доверие, оно неподвластно времени, это имя для бабушки, какое-то ископаемое имя.

Добрая, милая Генриетта.

Больше всего я люблю доброту, она меня просто подкупает. Раньше мне, прежде всего, хотелось красоты, ума, а доброта казалась заурядной, простоватой, почти пошлой. Но я поняла, я изменилась. Трудно быть приветливым, а быть добрым почти невозможно. Ум, красота – это дело природы.

На следующий день после операции Генриетта с утра пришла поддержать меня с сюрпризом. Моя грудная клетка десять часов была раскрыта, все внутренности проветрились. На открытом сердце была проделана щель примерно в пятнадцать сантиметров. Пока я спала, Генриетта связала крючком на мягком пузе моего мишки – красное сердце. Она вручила мне его со звонким поцелуем в лоб и с таким комментарием, вызвавшим мой первый, кривой послеоперационный смех:

– Весь в мать!

Генриетта любит свою работу, однако жалуется на усталость и считает дни до пенсии, как солдат до дембеля.

Сегодня снова меня одаривают точными подсчетами:

– Завтра будет ровно семьсот дней, – точная дата – пятого июня две тысячи седьмого года, запомнить легко: пять – шесть – семь.

– А пригласите меня на отвальную?

– Да конечно! Вот пройдет семьсот дней, и я вас первую приглашу!

– Погодите, я проверю, не занята ли.

Генриетта от всего сердца смеется, потом ее губы застывают, она заглядывает в ежедневник и внезапно говорит:

– Вы знаете, что доктор Риу уволился?

– Не может быть!

– Точно, в прошлом месяце перешел в другую больницу, если хотите, я могу дать вам его телефон, его заменяет доктор Леру, вы огорчены?

– Нет… То есть я привыкла к доктору Риу…

Потом начинаю напевать: Риу, Леру, ду-ду, ку-ку…

– Хотя, вообще-то, доктор Риу был не очень симпатичный, не слишком разговорчивый, и губы у него в нитку были, уж такие тонкие, вы заметили?

– Нет… Значит, вы ничего не имеете против? Вы увидите, новенький очень милый, немного застенчивый, но очень серьезный, его перевели из другого отделения.

– Бабушка обожала его. То есть цикорий фирмы Леру. А мне кажется, гадость. Вкус никакой. Это просто невозможно пить – похоже одновременно на кофе, на отвар и на раствор торфяного удобрения… Поперек горла встает. Доктор Леру…

Я повторяю его имя на разные лады, оно звучит в приемной кардиологического отделения – я пытаюсь понять, какие чувства оно мне внушает, почувствовать, какие от него идут волны…

– Леру… Леру… Наследник империи растворимого цикория?

Генриетта посмеивается и делает мне какие-то знаки глазами – я их не понимаю.

– Это вы Анна-Шарлотта Паскаль или Шарлотта Валандре?

От неожиданности я оборачиваюсь. Мужчина представляется:

– Здравствуйте, я доктор Леру, рад познакомиться.

Вам сегодня повезло. Вас примут раньше.

Он улыбается мне и протягивает руку.

– Здравствуйте, доктор. Извините, я вас не видела.

– Пойдемте со мной.

– Конечно. Меня только в больнице называют Анна-Шарлотта. Зовите меня Шарлоттой, так короче.

Я оборачиваюсь к Генриетте, та выразительно подмигивает.