Палач. Да прольется кровь - Андреа Жапп (2012)

Констанс де Госбер вертела в пальцах длинный стилет с узорчатой серебряной рукояткой, предназначенный для того, чтобы вскрывать письма. Глаза ее были мокры от слез в связи с ужасным потрясением, вызванным внезапной кончиной Анриетты. Той, в ком она видела будущую аббатису, которая займет ее место, когда она сама сделается слишком старой, чтобы выполнять эту миссию. Но Анриетта была полностью увлечена своими теологическими изысканиями, чтобы с легким сердцем принять все, из чего состояли ежедневные обязанности аббатисы, – нечто вроде распорядителя, которого в первую очередь должна занимать чистота душ тех, кто обитает в этих стенах. Мадам де Госбер вспоминала улыбку худенькой женщины тридцати двух лет от роду, ее изумление хорошим урожаем меда и чудной красоты вышивками, в которых она видела новое свидетельство бесконечной доброты Господа к своим созданиям. Помимо неиссякаемой энергии и крепчайшей веры, Анриетта обладала живым умом. Ее взгляд, полный любопытства к окружающему миру, всегда приятно удивлял мадам де Госбер. Какое ужасающее событие! Как же так получилось, что она оставила без внимания свои дурные предчувствия?

Предполагалось, что двумя днями раньше Анриетта де Тизан должна была вернуться из поездки по окрестностям для сбора пожертвований к вечерне и поужинать[69] вместе с сестрами. В большом зале столовой на ее месте был положен столовый прибор. Но к трапезе Анриетта не появилась, и сестра, занимавшаяся кухней, оставила ей немного перекусить на одном из длинных кухонных столов. Затем все удалились для ночного сна. Констанс де Госбер подумала, что ее духовная дочь, должно быть, задержалась во время последнего визита и появится только на следующий день. А в это время ее бездыханное тело уже лежало в нескольких туазах от главного входа. Она была уже задушена этим проклятым чудовищем! И у самой аббатисы не возникло ни малейшего беспокойства или волнения… Какое непростительное легкомыслие, какое постыдное отсутствие проницательности! Констанс де Госбер была ужасно зла на себя. Слабым оправданием этому служило то, что Анриетта де Тизан была из тех женщин, которые умеют постоять за себя и без посторонней помощи выпутаться из любой ситуации. Тем не менее такие мысли казались очень слабым оправданием. Она была просто обязана забеспокоиться, какими бы ни были сила, ловкость и хитроумие Анриетты. А она вместо этого сладко заснула, чтобы затем быть резко разбуженной своей секретаршей Бландин Крезо – дежурной на этой неделе, в обязанности которой вменялось выходить за ворота и раздавать по четверти хлеба[70] бедным, нищим и детям. Те с раннего утра ожидали, собираясь у стены аббатства. Они-то и нашли холодное тело Анриетты, но их почтение и огорчение были столь велики, что никто не решился постучать в дверь.

Мадам де Госбер не поверила словам старшей настоятельницы Мадлен Марке, что причина этой внезапной смерти далеко не естественная. Она прервала настоятельницу и потребовала, чтобы ей сказали правду, так как ложь имеет свойство порождать новую ложь. Новость распространилась со скоростью лошадиного галопа и сотворила в монастыре настоящее бедствие. Бландин Крезо, еле удерживая слезы, добавила, что сестры сменяют друг друга в часовне Сент-Элуа, дабы молиться об упокоении души Анриетты. Мадам Госберг это вовсе не удивило. Все знали, что покойная Анриетта очень любила эту маленькую часовню в виду ротонды и часто проводила там время в размышлениях. Они хотели отдать ей последние почести именно в этом месте, не таком торжественном, но, как часто говорила сама Анриетта де Тизан, «пропитанном святым духом».

* * *