Следы на мосту. Тело в силосной башне (сборник) - Рональд Нокс (1928)

Сесил Уорсли принадлежал к разряду людей, отражающих значимость Англии для всего мира. И в то же время вы не перестаете гадать, кто же они такие, эти люди. Видели и узнали бы его в лицо, наверное, не больше тысячи человек, но Сесил всегда находился в самой гуще событий. Он был значимым среди значимых: влиял на мнение этих людей в большей степени, чем почти все гражданские службы, вместе взятые, ну и уж куда как больше, чем электорат.

Трудно было бы описать Уорсли, разве что с помощью длинного перечня литаний[41] – если бы не многочисленные «но» и «не» вдобавок. Человеком он был обеспеченным, но богачом вряд ли можно было его назвать. Происходил из приличной семьи, но в генеалогическом древе не просматривалось никаких связей со знатью. Нельзя было также сказать, что его связи помогли бы ему подняться до таких высот. Он был умен, это несомненно, ведь за спиной у него осталась блестящая академическая карьера, но любой, следящий за блестящими академическими карьерами знает, что в девяноста процентах случаев они заканчиваются ничем. Сесил Уорсли не контролировал никаких деловых интересов, не издавал газет – по крайней мере тех, которые все знают и читают. Мужчина никогда не выступал в парламенте, не поддерживал ни одной политической платформы по наущению своих друзей. Он не являлся ни государственным служащим, ни банкиром, никем из тех, кто сейчас воображает, будто способен создать божий рай на земле. Уорсли был вхож во многие знатные дома, но при этом не извлекал для себя никакой выгоды – вы никогда не видели в газетах его фотографий, демонстрирующих, как он смотрит скачки в Катвике или загорает на пляже на Ривьере. В «Кто есть кто» нашлось для него местечко, но приведенные там сведения были крайне скудны – говорилось, что он увлекается коллекционированием старинного фарфора. Сесил Уорсли писал, но по большей части под псевдонимом или вовсе не подписывался, а знаменитые и самые важные его интервью происходили за ланчем. Никто не знал, является ли он либералом, консерватором или социалистом; верующий ли он или атеист. Да как-то и неуместно было поднимать этот вопрос, когда вы разговаривали с Сесилом Уорсли.

Однако с ним считались, его невероятно уважали. О его визитах в Нью-Йорк или Женеву никогда не упоминалось в газетах, его неподписанные статьи, его советы политикам, его выбор правильного кандидата на освободившийся пост – словом, все говорило о том, что влияние этого человека никак нельзя было преуменьшить. Анджела постаралась скрыть свое невежество – женщина ни разу в жизни не слышала о Сесиле Уорсли. А ее муж, которому она вкратце пересказала весь этот разговор во время переодевания к обеду, понимал, что должен был бы знать об этом человеке, но не удосужился. И оба они лишь подивились тому, что такая важная персона может делать на подобной вечеринке, совсем не модной и уж ни капельки не официальной. Объяснение, услышанное Анджелой на следующий день, оказалось простым: Сесил оказался старым другом миссис Халлифорд и часто приезжал в Ластбери отдохнуть от городской суеты и своих многочисленных занятий. И действительно, все его манеры говорили о том, что мужчина здесь дорогой и желанный гость, который может встать и выйти из комнаты в любой момент, не обращая внимания на компанию, который может читать книгу во время всеобщей беседы, который выходит на прогулку один и постоянно опаздывает к трапезе. И тем не менее Сесил чувствовал себя здесь в своей тарелке и за обедом по-дружески и без всякой снисходительности общался с этой разношерстной компанией.

– Мне очень жаль, мы должны были прислать за вами «Бридж», – сказала ему миссис Халлифорд. – Но Тото, как всегда, расклеился, а Уолтер так и не обзавелся приличной машиной. Я просто сгораю от стыда, когда нам приходится возить в нашей машине гостей. Впрочем, она довольно удобная.

– И прекрасно себе бегает, – заметил Уорсли. – Вот уж не думал, что они способны производить машины с такими хорошими моторами.