Кровь за кровь - Райан Гродин (2016)

Чем дольше Лука наблюдал за ней, тем лучше понимал, что в плане имеется один просчёт… Он не может притвориться, что всё ещё любит Адель Вольф, потому что он действительно её любил. (Из правды не получится хорошей лжи, не так ли?)

Лука даже не был уверен, когда это случилось. По пути из Германии, когда он играл со смертью и жёг резину, а Адель непоколебимо смотрела вперёд? Посреди пустыни, когда она назвала его сигареты дерьмом, но всё равно продолжила курить? В лагере партизан, когда не позволила ему стать мишенью для советских пуль? В поезде, где поцелуй, призванный лишь подразнить, стал слишком реальным?

Как бы слащаво это ни звучало, Лука решил, что виной всему именно поцелуй. Когда их губы встретились, он уже прекрасно знал, что снова запал на фройляйн. Влюбился. Чёрт, он любит её. Это было болезненное, бритвенно-острое чувство. Чувство, которое вспыхнуло в душе подобно фениксу – рождённое из пепла и пылающее, гораздо более сильное, чем было раньше.

Он даже задумался – всего на мгновение – завершить гонку честно: лишь он и Адель, и рёв двигателей их Цюндаппов. Но гордость Луки была слишком раздута, слишком уязвлена, чтобы на пути ко второй победе довериться случаю. Да, Адель украла его сердце, но также и победу. Только когда они будут квиты – сердце за сердце, победа за победу, – они смогут быть вместе. Поэтому Лука смазал губы наркотиком и поцеловал её во второй раз. И каждое мгновение их поцелуя было правдой. (Оказалось, из правды всё же выходит самая лучшая ложь).

Лука Лёве выиграл гонку, но Адель всё равно удалось его победить.

Адель Вольф. Девушка, которая не любила Луку. И никогда не полюбит.

И вот он здесь, сбежал с проклятого бала в свою честь. Кожа его старой куртки протёрлась. Стала мягкой. Сталь отцовского жетона казалась тонкой, как жестянка, и лёгкой, почти незаметной на фоне тяжести чувств в груди.

Лука мог видеть Адель в окне бального зала. Особый вид пытки – смотреть, как она танцует с фюрером. Странный голодный взгляд промелькнул в глазах Адель, когда в ритме вальса могущественнейший человек в мире подвёл её ближе к окну. Искреннее, концентрированное чувство. Подобное любви…

Или ненависти.

Лука не был уверен, что сможет теперь назвать хоть одно различие между ними.

Он оторвал взгляд от окна, роясь в карманах в поисках оставшихся сигарет и почти пустого спичечного коробка. Зажал сигарету в зубах, чиркнув последней спичкой. Первая попытка закончилась неудачей. Как и вторая. Третья попытка вырвала спичку из пальцев, отправив её в полёт на гравий садовой дорожки Императорского дворца.

Лука как раз наклонился за ней, когда сквозь стекло услышал обрывки слов Адель: «Я [слова]. Я [слова, слова, слова]. Я [слова] смерть».

Смерть? О чём это она? Наверное, рассказывает фюреру, что до смерти в него влюблена. Как и все робкие душонки в этом…

БУМ.

Лука вскинул голову и увидел, как падает фюрер. Грудную клетку мужчины словно вывернули наизнанку. А над телом – левая рука вытянута, всё ещё сжимая пистолет – стояла Адель.

Она подхватила подол кимоно и обернулась, нацелив «Вальтер П-38» на окно. Дуло пистолета полыхнуло; осколки стекла брызнули по сторонам. Лука упал, распластавшись на земле.

Адель пролетела мимо – вспышка бирюзовой и алой ткани, светлых волос и блеска пистолета, – оставляя позади грохот выстрелов, крики, осколки стекла и мёртвое, изломанное тело.

Адель Вольф застрелила фюрера.

Это снова происходит. Как во время митинга на Площади Величия, перед зданием старого Рейхстага. Крики и кровь, и тело Адольфа Гитлера на полу… Только на этот раз, вдруг понял Лука, виноват он. В конце концов, Адель Вольф оказалась на Балу Победителя лишь потому, что Луке хватило глупости её пригласить. Когда эсэсовцы начнут восстанавливать картину вечера, его имя окажется первым в списке подозреваемых. Его обвинят в предательстве, в сотрудничестве… обвинение, от которого не спасёт даже Двойной крест.