Будильник в шляпной картонке. Колокол смерти (сборник) - Энтони Гилберт (1939)

– Нет, но одно письмо он точно получил. Он как раз размахивал им, когда я вошла в дом. Буквально места себе не находил от возбуждения, да оно и не удивительно, после стольких-то лет работы на этого скрягу. «Все, теперь я свободен… плевать я теперь на всех хотел», – что-то в этом роде выкрикивал, точно не помню. Когда человек вне себя, он вроде как пьяный, сам не знает, что говорит.

– И когда пришло то письмо?

– Если вы его адвокат, вам лучше знать.

– Так потому-то я и беспокоюсь, что мне, его адвокату, ничего об этом не известно.

– То есть вы намекаете, что это была подстава и его просто хотели заманить в деревню и там сделать что-то очень плохое?

– Все может быть, – кивнул Крук. – Жаль, что у вас нет этого письма.

– Конверт остался.

– Уже лучше, чем ничего.

Миссис Лэм вышла и вернулась с конвертом.

– Я хотела переписать адрес, но он сказал, не стоит, можете оставить конверт себе. Вот, пожалуйста. – Она протянула Круку конверт. – Знаете, мне с самого начала показалось, что во всем этом есть что-то странное.

– Что именно?

– Ну, например, то, как он сказал, что прежде всего пойдет в парикмахерскую. Мой дядя, говорит, не любит, чтобы на лице была лишняя растительность. Потом подхватил чемодан и ушел.

– И адреса не оставил?

– Нет, сказал, что если будут письма на его имя, то он пришлет за ними.

– Ну и как, приходили?

– Всего одно.

– Пожалуй, я взглянул бы на него.

– Оно у меня в спальне, на камине. Пришло вечером в тот же день, как он съехал. Больше ничего не было.

– Комнату, в которой он жил, кому-нибудь сдали?

– Сразу же. На такие однушки всегда большой спрос.

– Уезжая, он ничего не оставил?

– Только небольшую пачку коричневой бумаги, он принес ее домой накануне.

– Накануне – это значит в воскресенье вечером?

– Точно.

– А вы в воскресенье ходили за покупками?

– Что, я помню, что ли? Может, и ходила. Но его все равно почти весь день дома не было.

– Кто-нибудь к нему заходил?

– Странно, но да. Его спрашивал какой-то краснолицый коротышка.

– А почему вам это показалось странным?

– Потому что он всегда говорил, что никто его искать не будет. Он вроде как одуванчик, сам по себе растет. Ни жены, ни сестры, вообще никого из близких. «Вот помру нынче ночью, и никто, кроме вас и мистера Фэра, не заметит», – говорил он. Да бросьте, отвечаю, не может быть, чтобы не было друзей или соседей, как у всех. А он уверяет: нет, никого нет. Ну что сказать, случается, такие одиночки и сами толком не знают, что для них лучше. Бывает, и я сама думаю, что неплохо бы иметь поменьше соседей.

– Что вы сказали человеку, который пришел к мистеру Харви?

– То же, что и вам.

– Гм. – Крук, казалось, призадумался. – Сохранилась у вас эта коричневая бумага? – спросил он через некоторое время.

– Все вынюхиваете? – усмехнулась она. – Зачем? Надеетесь следы крови найти?

– Может, что-нибудь еще, более полезное, – успокоил ее Крук.

Миссис Лэм вышла и вскоре вернулась со смятым листом бумаги, к которому был с одной стороны приклеен ярлычок с адресом букмекерской конторы «Мэй-Фэр». У Крука заблестели глаза, но он ничего не сказал и лишь, выйдя на улицу с письмом в кармане и листом коричневой бумаги под мышкой, с облегчением бросил на ходу Биллу:

– Все лучше и лучше.

В расположенный на углу пивной бар они заглянули так же естественно, как отбившийся от выводка цыпленок забирается под крыло наседки.

– Что-то есть во всем этом чертовски странное, – сказал Крук, осушив первую кружку и разглядывая конверт. – Смотри, видишь штемпель? Воскресенье, шесть тридцать вечера. Что это за адвокатская контора такая, что рассылает письма в такой день и в такое время? Ну-ка, где там у тебя образец машинописи?