Будильник в шляпной картонке. Колокол смерти (сборник) - Энтони Гилберт (1939)

«Я пишу это на непредвиденный случай, – начал я. – У меня есть основания подозревать, что я в огромной опасности, и я не знаю, чем это все чревато». Продолжил я описанием того, как представляю себе ситуацию, изложил собранные мною факты, все, что могло бы указать на Росса, и приложил две страницы, напечатанные на его машинке. Об Айрин Кобб я не упомянул, не желая отвлекать внимание от основного объекта. В любом случае ничего из того, что произойдет сегодня, с нею никак связано быть не может. Подписав документ, я сложил его вчетверо и спрятал в карман пальто. Если у полиции возникнет необходимость осмотреть мою квартиру, там его и найдут.

Покончив с этим, я остался сидеть в гостиной с включенным верхним светом и задернутыми шторами. Я решил, что не лягу сегодня. И вдруг мне показалось, что холод ползет у меня по ногам. Я посмотрел на часы. Почти два часа ночи. Протянув руку, я взялся за почти нетронутый стакан с виски и в два глотка его выпил.

Холод, однако, не отступил, а только усилился. Меня стала бить дрожь. Я заметил, что корчусь от боли. Встал было на ноги, но тут же согнулся вдвое. Обведя взглядом комнату, я вдруг, как внове, увидел стакан, в котором на дне осталось совсем чуть-чуть виски.

– Виски отравлен, – закричал я, как будто кто-то мог меня слышать, а потом упал на ковер и стал кататься по нему от боли. Человек крепкого здоровья, в обычных обстоятельствах я не прибегаю к помощи докторов, и в этот момент решительно не знал, к кому обратиться.

Мало-помалу мне стало до того худо, что показалось, я так и умру сейчас на этом ковре. С трудом я выбрался в холл, дополз до парадной двери и кое-как исхитрился ее открыть. Стояла глухая ночь, улица перед домом была пустынна, но когда я полулежал на пороге, вцепившись в дверную ручку, в тишине отчетливо раздались шаги. Я попытался крикнуть, однако, словно новорожденный котенок, издал писк. Из темноты вышел констебль.

Поначалу он принял меня за обыкновенного пьяницу. Служил он у нас недавно, к излишнему сочувствию склонности не имел. Однако, наклонившись, подал мне руку, и, не особенно церемонясь, помог встать на ноги.

– Послушайте вы, меня отравили, – сказал я.

– Пил бы поменьше всякой дешевой дряни… – начал он.

– Это в питье была дрянь, – пробормотал я, чувствуя, что ноги меня не держат, что я снова сейчас упаду. – Доктора, вызовите врача!

Похоже, это его проняло.

– Где вы живете?

– Здесь, в этом доме. Тут есть телефон.

Внезапно он сделался проворным и предупредительным. Надо думать, решил, что на будущей неделе его повысят. Он довел меня до моей спальни, уложил на кровать, снял с меня башмаки и укрыл покрывалом. Затем взялся за телефон.

– Я позвонил доктору Лоусону. Он не так выпендривается, как другие, когда его зовут по ночам.

Лоусон оказался молодым, энергичным и жестковатым. Из таких получаются отличные специалисты, которые не нуждаются в хороших манерах, потому что знают: у них есть нечто получше манер.

– Итак, – сказал он, когда констебль открыл перед ним дверь. Я вполне мог слышать их разговор. – В чем дело?

– Я наткнулся на него на улице…

– Что, наезд? Боже, пусть бы они все передохли! Что мне за дело до них? Странно еще, что хоть кто-то в этом городе жив, видя, на каких скоростях люди гоняют. Он ведь не из моих пациентов, верно?

– У него нет личного врача.

Я услышал, как Лоусон хмыкнул и как упало на кресло его пальто.

– Ну, теперь есть. Так в чем все-таки дело?

– Говорю же, он вроде как висел на двери…

– Ну и почему ты не вылил ему на голову ведро воды? Это лучшее лекарство и самое дешевое, кстати. Знавал я таких типов. Их вырвет на твой лучший костюм, и они слишком пьяны, чтобы узнать тебя, когда протрезвеют.

Он вошел ко мне в спальню, высокий, темноволосый, мощного сложения человек.

– Ну? – спросил он.

Я пробормотал что-то насчет того, что меня отравили.