Потерять и обрести - Бертрис Смолл (1995)

Виндсонг тоже превратился в белое безмолвие. Порой устанавливалась очень ясная погода, и небо было не менее ярким и голубым, чем летом. Но случались и хмурые дни, и тогда вокруг ничего не было видно, кроме непрестанно валившего снега. В воздухе иногда чувствовались едва уловимые запахи, свидетельствовавшие о неизбежном наступлении весны, однако деревья, за исключением принарядившихся в белое вечнозеленых сосен, стояли голые и мрачные и время от времени своими скрипами-стонами жаловались на одиночество. Особенно заметно это чувствовалось в таком веселом летом лесу, вокруг пруда Лонгпонд, находившемся на западе острова. Болотца и заливные луга в феврале начали замерзать по ночам, а утром блестели сплошным зеркалом, гладкую поверхность которого лишь в некоторых местах нарушали случайно забредшие туда звери. Зато на четырех незамерзших прудах бурлила жизнь; тут были и канадские гуси, и лебеди, и дикие утки всевозможных пород, и всем им приходилось туго этой зимой. А вот домашним животным было, естественно, намного легче, хотя и они в своих теплых стойлах мечтали о сочной траве летних лугов. Монотонность их жизни нарушали только подсыпавшие корм работники и проживавшие на скотном дворе кошки. Куры же зимой предпочитали и вовсе не высовывать клювов из своих курятников.

Миранда с наступлением настоящей зимы особенно остро почувствовала изменения, произошедшие в ее жизни. Впервые рядом не было ни родителей, ни сестры, и это оказалось очень непривычно. Да и сама обстановка в Виндсонге стала совсем другой. Она никак не могла привыкнуть к тому, что хозяйкой здесь теперь являлась не мама, а она, Миранда, и ей было не так-то легко освоиться со своей новой ролью. Как обычно, помог Джаред, осторожно и ненавязчиво подключавший ее к решению различных проблем, так что Миранда, сама того не заметив, почувствовала вкус к домашнему хозяйству.

Наконец наступил март, и появились первые проталины, казавшиеся поначалу грязными островками посреди белоснежного моря. Вскоре, однако, на них стали садиться неизвестно откуда взявшиеся яркие малиновки, а из-под земли появились желтые нарциссы. К концу месяца вершины холмов покрылись нежной зеленой травкой, и земля начала оживать. В Виндсонг пришла весна, и домашние животные, которых начали выпускать из зимних убежищ, радостно приветствовали ее мычанием, ржанием и веселым кудахтаньем. Впервые оказавшиеся на свободе жеребята и телята робко ступали на землю, забавно тыкаясь в нее носами, но уже через несколько минут они начинали резвиться и играть под присмотром своих родителей, гордых прибавлением.

7 апреля 1812 года Миранде исполнилось восемнадцать лет. А накануне, поздним вечером, вернулись Доротея и Аманда, за которыми была послана яхта, простоявшая зиму на приколе в Виндсонге. Сестры всегда вместе отмечали свой общий день рождения, и традиция эта не нарушалась даже в тот год, когда Аманда болела корью. И всегда в этот торжественный день во главе праздничного стола сидел отец, напротив него – мама, а по сторонам – Миранда и Аманда. Сегодня впервые на месте хозяина дома сидел Джаред, а на месте хозяйки – Миранда, шею которой украшало изумрудное ожерелье, которое ей ко дню рождения подарил любящий муж. И Джаред с улыбкой поглядывал на дам: те еще утром начали обмениваться накопившимися за четыре месяца новостями и продолжали оживленную беседу, усевшись за стол. Очередной рассказ о чем-то очень интересном и веселом Доротея завершила заявлением о том, что Миранда ужасно много потеряла, не поехав с ними в Торвик.

– Ах, что ты, мама?! – воскликнула молодая хозяйка. – Мы с Джаредом прекрасно провели наш медовый месяц! Ведь нам тут никто не мешал.

Аманда захихикала, но Доротея явно была шокирована ответом дочери.

– Вообще-то, дорогая, тебе следовало бы вести себя поскромнее, – проговорила мать. – Не думаю, что твоему супругу может понравиться подобная фривольность.