Тропик Канзаса - Кристофер Браун (2017)

Одна из камер опустилась к кинозвезде, затем обвела толпу. Хотя нельзя было определить, что именно она снимает. За черным стеклом вращающихся сфер были спрятаны сразу несколько глаз.

При мысли о том, что их сейчас сканируют, Таню охватило беспокойство, затем она вспомнила, как лебезил перед Одиль инспектор. Если за ними сейчас и наблюдают, то только для того, чтобы их оберегать.

Из аппарата вышли две женщины. Две спутницы жизни. Спутница Ньютона певица Эшли Лайонел и подруга президента триатлетка Патрисия Вуд. Обе выглядели жизнерадостными, неестественно молодыми и счастливыми.

Наконец, появился Он.

Верховный главнокомандующий, в старомодной летной куртке с нашивками и подколотым рукавом, скрывающим обрубок левой руки. Президент не смотрел по сторонам. Сплошная деловитость, большой босс возвращается к себе в кабинет. Волосы у него начинали седеть. На коже белели проплешины от заживших шрамов. В жизни президент оказался ниже ростом, чем его показывают по телевизору. И, увидев его воочию, ощутив его присутствие совсем рядом, Таня почувствовала, как поднимаются на поверхность самые ее потаенные мысли об этом человеке.

Она пожалела о том, что не может посмотреть ему в глаза.

– Эй, ты, Томми! – обезумев, выкрикнула Таня, теряя контроль над собой, словно одержимая бунтарским духом своей матери. – Посмотри на свой народ, тиран!

Одиль ахнула.

Как только эти слова вырвались у нее, Таня поняла, что преступила границы неофициального разрешения находиться здесь.

Твою мать!..

Таня стояла у самого ограждения, вцепившись пальцами в проволочную сетку, глаза выпучены, как у какой-то сумасшедшей охотницы за знаменитостями. Или убийцы. Внезапно до нее дошло, как близко они находились к самому охраняемому человеку на земле.

Она оглянулась на испуганное лицо Одиль, на пристально смотрящих на нее верзил в форме.

Но она получила то, что хотела.

Она заставила президента Соединенных Штатов посмотреть на нее. Их взгляды скрестились. Не больше чем на секунду, но достаточно для того, чтобы в этих холодных голубых глазах отразилось осуждение.

Чувство это было не из приятных.

– Пошли! – потянула подругу за руку Одиль.

Президент отвернулся. Рявкнул что-то охраннику. Залаяла его собака.

Блондинка-телохранитель уже пристально смотрела на Таню. Как и половина тех, кто ее окружал.

Таня почувствовала, как вся, с головы до пят, содрогнулась от страха.

Она огляделась вокруг и подняла взгляд, ища камеры, которые видела и те, которые не видела. Одна камера службы новостей в настоящий момент была наведена прямо на нее.

О господи!

– Пошли! – повторила Одиль, с силой увлекая Таню за собой.

– Да, да, хорошо, – пробормотала та.

Девушки развернулись и быстро направились в ту сторону, откуда пришли.

– Какого хрена, блин! – сверкнула глазами Одиль.

Подруги шли так быстро, как только это было возможно без того, чтобы перейти на бег.

– Извини! – виновато промолвила Таня. – Наверное, ты просто раззадорила меня своими сумасшедшими разговорами за обедом и криком на Ньютона.

– Только ты на такое способна! – воскликнула Одиль. – Я порой говорю то, что думаю, но в нужное время и в нужном месте. Я полагала, ты знаешь, как обстоят дела в этом городе!

– Так же, как во всей стране, – заметила Таня. – Я не сделала ничего плохого.

Она сознавала, что это ложь, несмотря на то что это была правда.

Когда подруги дошли до Лафайетт-сквер, там их уже ждали. Ну разумеется. Солдаты окружили их, разделили, обыскали. Таня успела увидеть, как тот же самый инспектор Николс уводит плачущую Одиль к контрольно-пропускному пункту. Четыре сотрудника Секретной службы посадили Таню в машину с такими тонированными стеклами, что сквозь них ничего не было видно.

Таня спросила, на каком основании ее задержали, но ей ничего не ответили. И, как ей было хорошо известно, никто и не обязан был отвечать.