Воскресение - Толстой Лев Николаевич (2006)

Нехлюдов прошел мимо и, по указанию конвойного, подошел к окну третьего вагона. Из окна, как только Нехлюдов приблизил к нему голову, пахнуло жаром, насыщенным густым запахом человеческих испарений, и явственно послышались визгливые женские голоса. На всех лавках сидели раскрасневшиеся потные женщины в халатах и кофтах и звонко переговаривались. Приблизившееся к решетке лицо Нехлюдова обратило их внимание. Ближайшие замолкли и подвинулись к нему. Маслова в одной кофте и без косынки сидела у противоположного окна. Ближе сюда сидела белая улыбающаяся Федосья. Узнав Нехлюдова, она толкнула Маслову и рукой показала ей на окно. Маслова поспешно встала, накинула на черные волосы косынку и с оживившимся красным и потным улыбающимся лицом подошла к окну и взялась за решетку.

– И жарко же, – сказала она, радостно улыбаясь.

– Получили вещи?

– Получила, благодарю.

– Не нужно ли чего? – спросил Нехлюдов, чувствуя, как, точно из каменки, несет жаром из раскаленного вагона.

– Ничего не нужно, благодарю.

– Напиться бы, – сказала Федосья.

– Да, напиться бы, – повторила Маслова.

– Да разве у вас нет воды?

– Ставят, да всю выпили.

– Сейчас, – сказал Нехлюдов, – я попрошу конвойного. Теперь до Нижнего не увидимся.

– А вы разве едете? – как будто не зная этого, сказала Маслова, радостно взглянув на Нехлюдова.

– Еду с следующим поездом.

Маслова ничего не сказала и только через несколько секунд глубоко вздохнула.

– Что ж это, барин, правда, что двенадцать человек арестантов уморили до смерти? – сказала грубым мужицким голосом старая суровая арестантка.

Это была Кораблева.

– Я не слышал, что двенадцать. Я видел двух, – сказал Нехлюдов.

– Сказывают, двенадцать. Ужли ж им ничего за это не будет? То-то дьяволы!

– А из женщин никто не заболел? – спросил Нехлюдов.

– Бабы тверже, – смеясь, сказала другая низенькая арестантка, – только вот одна рожать вздумала. Вот заливается, – сказала она, указывая на соседний вагон, из которого слышались все те же стоны.

– Вы говорите, не надо ли чего, – сказала Маслова, стараясь удержать губы от радостной улыбки, – нельзя ли эту женщину оставить, а то мучается. Вот бы сказали начальству.

– Да, я скажу.

– Да вот еще нельзя ли ей Тараса, мужа своего, повидать, – прибавила она, глазами указывая на улыбающуюся Федосью. – Ведь он с вами едет.

– Господин, нельзя разговаривать, – послышался голос конвойного унтер-офицера. Это был не тот, который пустил Нехлюдова.

Нехлюдов отошел и пошел искать начальника, чтоб просить его о рожающей женщине и о Тарасе, но долго не мог найти его и добиться ответа от конвойных. Они были в большой суете: одни вели куда-то какого-то арестанта, другие бегали закупать себе провизию и размещали свои вещи по вагонам, третьи прислуживали даме, ехавшей с конвойным офицером, и неохотно отвечали на вопросы Нехлюдова.

Нехлюдов увидал конвойного офицера уже после второго звонка. Офицер, обтирая своей короткой рукой закрывавшие ему рот усы и подняв плечи, выговаривал за что-то фельдфебелю.

– Вам что, собственно, надо? – спросил он Нехлюдова.

– У вас женщина рожает в вагоне, так я думал, надо бы…

– Ну и пускай рожает. Тогда видно будет, – сказал конвойный, проходя в свой вагон и бойко размахивая своими короткими руками.