Сожженная заживо - Суад (2007)

Он смотрел на мои рубцы, на мои уши, шею, нежно положил ладонь на мою руку. Я чувствовала, что он догадывается и об остальных ожогах, но не просил показать. Боялся спросить?

— Ты не хочешь смотреть…

— Нет. Меня тошнит от этой истории, мне сделается еще больнее. А мой отец, какой он? Похож на меня?

— Да, верхняя часть лица… Я не так часто видела тебя, но держишься ты как он, прямо и гордо. И потом затылок, рот, особенно руки. У тебя такие же руки, как у него, до кончиков ногтей… Он был только чуть выше тебя, такой же мускулистый, как ты. Он был красивый. Сейчас смотрела на твои плечи и подумала, что передо мной твой отец.

— Тебе это, должно быть, греет сердце, ведь ты его все‑таки любила?

— Ну конечно, я его любила. Он пообещал мне, что женится… а потом, ты видишь, когда он понял, что я беременна, он больше не пришел…

— Но это же отвратительно, так тебя бросить! В конце концов, получается, что все произошло из‑за меня…

— Маруан, нет. Никогда не думай так. Это из‑за мужчин, которые там живут. Позднее, когда ты лучше узнаешь эту страну, ты поймешь.

— Мне хотелось бы встретить его как‑нибудь. Мы сможем поехать туда? Вдвоем? Специально посмотреть, как это будет, взглянуть на него… хотелось бы мне увидеть его физиономию. А он знает о моем существовании?

— Это было бы удивительно. Ты ведь знаешь, я никогда его больше не видела… И потом, эта война в тех краях… Нет, лучше уж никогда их не видеть.

— Это правда, что я родился семимесячным?

— Да, правда. Ты родился без всякой помощи, я долго тебя не видела, и ты был такой крошечный…

— А в котором часу?

— В котором часу? Не знаю… Это было 1 октября, как мне потом сказали. Я‑то сама ничего не знала про это. Не могу ничего тебе сказать по поводу часа… Главное, что ты родился целым с головы до пят!

— Почему ты приходила к нам, навещала родителей, а со мной ни словом не перемолвилась?

— Я не осмеливалась в присутствии папы и мамы, которые тебя усыновили. Мне не хотелось причинять им боль. Ведь это именно они тебя воспитали, они сделали для тебя все, что могли.

— А я помнил о тебе. Как в моей комнате ты давала мне йогурт, и вдруг у меня выпал зуб, и кровь попала в стаканчик с йогуртом, я не хотел это есть, а ты меня заставила съесть. Вот что я помню.

— А я не помню… Ты знаешь, в тот момент я занималась еще и другими детьми, мама говорила, что я не должна заниматься одним тобой больше, чем другими детьми… И потом, у родителей нельзя было выбрасывать еду, она стоила слишком дорого для всех этих детей.

— А когда мне было четырнадцать или пятнадцать лет, мне так безумно хотелось тебя, ты знаешь… Я ревновал.

— Ревновал кого?

— Тебя. Я хотел бы, чтобы ты постоянно находилась там, со мной.

— А теперь? Сегодня?

— Мне очень хочется узнать тебя, узнать столько всего…

— Ты не обижаешься на меня за то, что у меня другие дети?

— Что ты! Это здорово иметь сестричек… С ними мне тоже хотелось бы познакомиться.

Он посмотрел на часы, пора было и мне возвращаться на работу.

— Жаль, что тебе надо идти, очень жаль. Я бы хотел остаться с тобой.

— Да, но я должна. Может быть, хочешь прийти к нам завтра?

— Нет, слишком рано. Я предпочитаю встретиться с тобой где‑нибудь в другом месте.

— Тогда завтра вечером, в семь часов, на том же месте. Я приду с девочками.

Он был счастлив. Я и не ожидала, что все пройдет так легко. Я думала, он будет так обижен на меня, презирать за то, что я отдала его на усыновление. А он даже не спросил об этом. Он поцеловал меня, и я его поцеловала, мы сказали друг другу: «До свидания и до завтра».