Этот жестокий замысел - Эмили Сувада (2018)

Лес окутывает темнота, но мы бежим вперед сквозь папоротники и кустарники, которые рвут мои легинсы. Голуби из-за взрыва безумно кружатся в небе, а от их перьев в небе вспыхивают вихри света, которые служат нам отличным прикрытием. Из-за них и крон деревьев ни одна система «Комокса» не сможет нас выследить. Даже самые крутые алгоритмы прицела не смогут ночью вычленить что-то из миллионов светящихся птиц.

– Я подключился к джипу Коула, но не уверен, что он сможет проехать к нам через эти деревья, – говорит Леобен, а затем останавливается и смотрит вверх.

«Комокс» парит над нами, порывы ветра колышут деревья, и прожекторы, словно обезумевшие, шарят по лесу. Сейчас, под стаей птиц, нас сложно найти.

– Они скоро отстанут, – кричит Леобен, и тут сверху доносится металлический скрежет, похожий на звук перезарядки. – В укрытие! – кричит он и тащит Коула к дереву, когда на нас обрушивается град пуль.

Я инстинктивно прикрываю голову руками и несусь в укрытие. Вокруг меня парят светящиеся перья и проносятся голуби, падающие словно камни. Стая разлетается в стороны с яростными криками, а затем еще одна волна пуль со свистом пронзает воздух.

Нет, это не пули. Это дротики с транквилизатором.

Они врезаются в землю вокруг меня, и в стороны разлетаются брызги желтой сыворотки. Солдаты «Картакса» не хотят нас убить – они хотят захватить нас в плен. Пытать и допрашивать. В голове всплывает образ операционного кресла с наручниками под ослепляющей лампой. Я отскакиваю от дерева и мчусь за Леобеном с Коулом, но тут что-то врезается мне в ногу.

– Черт, – останавливаясь, выдыхаю я.

Из икры торчит дротик. Я наклоняюсь и с шипением выдергиваю его. Желтая жидкость пузырится на кончике иглы, окрашенной в алый цвет. Предупреждение о повышении кровяного давления вспыхивает внизу перед глазами.

– Давай же! – кричит Леобен.

– В меня попали! – кричу я и хромаю в их сторону.

Он тянется ко мне свободной рукой и обхватывает за талию, а затем тащит вперед. Позади нас еще больше дротиков устремляется в землю. Перенеся часть веса на Леобена, я хромаю так быстро, как только могу, хотя перед глазами все плывет. Мы пробираемся сквозь деревья, голуби носятся в разные стороны, а воздух наполнен их пронзительными криками. Мы, пошатываясь, спускаемся по склону в долину, которую посередине делит ручей, и звук двигателей «Комокса» стихает. Мы передвигаемся не очень быстро, но, похоже, план Леобена сработал. Видимо, они потеряли нас из-за птиц.

Мы останавливаемся у самого подножия склона. Ручей здесь глубиной по щиколотку, но широкий, а дно усыпано камнями. Леобен втягивает воздух и всматривается в деревья. Не знаю, как ему удается удерживать нас двоих.

– Мы не можем здесь оставаться, – говорит он.

– Но они улетели.

Я смотрю на Коула. Его черные глаза полуприкрыты, а лицо блестит от пота. Похоже, ему становится хуже.

– Нам нужно помочь Коулу.

Леобен качает головой:

– Если в «Комоксе» солдаты, они начнут прочесывать лес. Мы должны выбраться отсюда. Ты сама как?

– Я в порядке, – говорю я.

Левую ногу покалывает, и я передвигаю ее с трудом, к тому же ощущаю, как транквилизатор разносится по телу, но все еще могу бежать, если Леобен поможет мне и будет тянуть вперед. Мы с плеском пересекаем ручей, и ледяная вода обжигает нервы, возвращая ноге чувствительность.

– Куда мы идем?

– Туда, где больше птиц… – Леобен снова замирает, а затем поднимает голову и прислушивается к эху разносящегося по долине грохота.

Крики голубей становятся все пронзительней, когда вдали начинают сотрясаться деревья. Это не похоже на «Комокс», и это точно не солдаты. Глаза Леобена сужаются, а затем на его лице появляется усмешка, когда джип Коула въезжает в долину и мчится вдоль ручья.

– Черт побери, – выдыхаю я. – Ли, ты просто невероятный.

– О, я в курсе, – бормочет он. – До сих пор не верится, что они взорвали мой джип.