Юная жена - Бэнкс Майя (2014)

Грэм принадлежал ей. Он был единственным, кто с самого начала относился к ней по-доброму, боролся за нее, а там, на холме, молил дать ему шанс, чтобы сделать ее счастливой. Возможно, не будь она так занята собственными несчастьями, Грэм не лежал бы сейчас в беспамятстве после ранения.

Эвелин чувствовала себя одновременно униженной и виноватой. Кто-то из ее клана пытался убить Грэма. Ни один человек из клана Монтгомери не совершал подобной низости. Они насмехались над ней, нагружали непосильной работой, но не пытались причинить ей настоящего вреда. Они не принимали ее, но ни один из этих людей не поднял на нее руку. А кто-то из ее клана совершил такое зло, что Эвелин хотелось плакать.

Солнце еще не встало, Эвелин, измученная и замерзшая, сидела у постели Грэма. Ей хотелось развести огонь в камине, но она боялась, что излишнее тепло может повредить Грэму, если у него начнется лихорадка.

Ночью он ненадолго очнулся и как будто ее узнал. Даже заговорил, но шевелил губами настолько слабо, что она ничего не смогла прочесть. Собственная глухота привела ее в отчаяние, она нагнулась над мужем, пытаясь заставить его говорить более четко, но он снова впал в забытье.

Эвелин положила руку ему на лоб — лоб был сухой и горячий. Ледяной страх сковал ей грудь. Она все время молилась, чтобы у него не началась лихорадка. Несколько раз за ночь ей пришлось обрабатывать и перевязывать его рану, чтобы та не покраснела и не опухла.

У Найджела, оказалось, легкая рука. Стежки плотно и чисто соединили края раны. Ушиб на голове не был обширным, и зашивать рану не потребовалось, но там образовалась большая шишка, и это очень беспокоило Эвелин. Уж она-то знала, какой вред может нанести удар по голове.

Эвелин из последних сил поднялась с кровати, чтобы намочить тряпицы, которыми она охлаждала лоб Грэма. Сейчас она казалась себе дряхлой старухой — с таким трудом давался ей каждый шаг — и даже двигалась как старуха: согнувшись, с кряхтением.

Пальцы неуклюже ухватились за кувшин, стоявший возле умывальника. Она намочила несколько полосок ткани. Выжала их и поспешила к кровати. Одну влажную тряпку положила Грэму на лоб, другими стала обтирать его тело.

Краешком глаза она заметила, как открылась дверь, и, быстро обернувшись, приготовилась к отпору, но тут же облегченно вздохнула — в комнату вошли Боуэн и Тиг.

— Как он? — спросил Боуэн, когда приблизился и встал так, чтобы Эвелин могла видеть его лицо.

— Лихорадка, — хрипло отозвалась она, продолжая обтирать грудь, плечи и шею Грэма, но ее собственные плечи поникли от отчаяния.

Тиг дотронулся до щеки Эвелин, чтобы она перевела на него взгляд.

— Нам надо поговорить с тобой. Мы должны знать, что произошло. Это важно. Мы не нашли никаких следов человека, который, по твоим словам, стрелял в Грэма.

Эвелин окаменела от страха. К тому же она не ела уже два дня и теперь чувствовала, как внутри образовался болезненный ком.

— Эвелин? — Боуэн нахмурился и опустился на колени рядом с кроватью, так что его лицо оказалось на одном уровне с ее лицом. — Ты чего-то боишься? Пойми, здесь ты в безопасности. Мы не допустим нападения на крепость.

— Меня страшит то, что я должна вам сказать, — прошептала Эвелин.

Она сжала в комок влажную тряпицу и стала вертеть ее в руках. Боуэн отобрал у нее тряпку и отложил в сторону, затем попытался согреть в своих ладонях ее ледяные пальцы.

Эвелин с усилием сглотнула. На ее глаза набежали слезы. То, что она сейчас скажет, разобьет ей сердце. Родные, которых она любила, пытались убить мужа, которого она тоже любит. Не будет мира между их кланами, ибо братья Грэма не допустят, чтобы такое злодеяние осталось безнаказанным. Они будут мстить, и начнется война. Король объявит оба клана вне закона, на них начнется охота, которая будет длиться до полного уничтожения.