Путь Моргана - Колин Маккалоу (2000)

О Сили Тревильяне и винокуренном заводе могу сказать только то, что судьба сыграла со мной злую шутку, столкнув с человеком завидного происхождения и ума, который, к несчастью, обратил все свои способности на плетение интриг, заговоры и махинации. Его место на сцене, где он превзошел бы Кемпа, миссис Сиддонс и Гаррика, вместе взятых. Мне осталось лишь одно утешение: когда Кейв и Торн договорятся с чиновниками акцизного управления, я смогу выплатить свои долги, и кузену Джеймсу не придется тратиться, снабжая меня вещами. Мне не обойтись без новых книг, хотя некоторые из них читать мучительно – слишком уж они напоминают о Клифтоне и Хотуэлле. Об этих двух местах я предпочел бы не вспоминать, даже если о них напоминают Эвелина или Хамфри Клинкер. И причина моих душевных мук не столько Уильям Генри или Сили, сколько Аннемари Латур, с которой я так безудержно грешил. Даже сейчас я отчетливо вижу, как тебя коробит мое ханжество, но тебя там не было, и тебе вряд ли понравился бы человек, в которого я превращался рядом с ней. Наслаждение слишком много значило для меня. Можешь ли ты понять это? А если нет, как я могу тебе хоть что-нибудь объяснить? Я становился жеребцом, необузданным зверем. Я совокуплялся, а не предавался любви. И я презираю предмет моей животной страсти – животное в женском обличье.

В глостерской тюрьме всех заключенных держат вместе – и мужчин, и женщин, и детей. Впрочем, здесь совокупляются чаще, чем нянчат детей. Несчастные малыши умирают вскоре после рождения. А их матери напрасно вынашивают и рожают все новых детей. Поначалу присутствие женщин в камере вызывало у меня отвращение, но со временем я понял, что именно благодаря им пребывание в глостерской тюрьме становится терпимым. Без женщин мы одичали бы до безобразия.

Моя женщина, Лиззи Лок, сидит в тюрьме с тысяча семьсот восемьдесят третьего года за кражу шляп. Стоит ей увидеть красивую шляпку, она теряет способность рассуждать здраво. Между нами установились платонические отношения, мы ни разу не предавались любви и не совокуплялись. Я защищаю Лиззи от других мужчин, а она сторожит мой сундук, пока я работаю. Джимми, ты не мог бы купить роскошную шляпу для Лиззи, если позволят средства? Красную или красную с черным, желательно с перьями. Лиззи обезумела бы от радости.

Пора заканчивать письмо. Несмотря на свое прочное положение, я не вправе занимать стол на весь воскресный день. И это самое удивительное, Джимми: по какой-то причине (возможно, потому, что меня считают сумасшедшим), я заметил, меня – за неимением лучшего слова назовем это так – уважают. Пиши мне хоть изредка, пожалуйста».

Кузен Джеймс-аптекарь прибыл в Глостер в августе, нагруженный новыми фильтрами, тряпками и одеждой, лекарствами и книгами.

– Можешь и впредь пользоваться старым фильтром, Ричард, он еще не засорился. Чем больше фильтров у тебя будет, тем лучше, а я привез тебе прочный мешок для вещей. В Глостере вода гораздо чище, чем в Бристоле, даже в Джейкобз-Уэлл. – Джеймс явно нервничал, болтал без умолку и избегал смотреть Ричарду в глаза.

– Ты не отправился бы в путь в такую жару, не будь тому весомых причин, Джеймс, – наконец заметил Ричард. – Начни прямо с дурных вестей.

– Мы наконец-то получили письмо от мистера Хайда с Ченсери-лейн. Сэр Джеймс Эйр рассмотрел твое прошение о помиловании девятого числа прошлого месяца – по крайней мере этим числом датировано его письмо к лорду Сиднею. Тебе отказано в помиловании, Ричард, притом весьма решительно. Судья не сомневается в том, что ты сговорился с этой женщиной с целью ограбить Сили Тревильяна. Несмотря на то что ее так и не нашли.

– Проклятая отсутствующая свидетельница! – пробормотал Ричард. – Ее не было в суде, однако ей поверили.