Путь Моргана - Колин Маккалоу (2000)

Стивен Донован, который остался на борту, чтобы следить за погрузкой, недовольно хмурился: вся палуба была заставлена бочонками разных размеров, мешками, ящиками и тюками.

– Груз надо спустить в трюмы, – раздраженно втолковывал он Уайту и Балмену. – А это невозможно – ведь вы распорядились провести окуривание и задраить все люки! К чему все это? Избавить «Александер» от заразы может только одно – новые трюмные помпы!

– Здесь воняет оттого, что трупы долго пролежали на нижней палубе, – надменно возразил Балмен. – После окуривания и двух недель в море запах исчезнет.

Уайт отошел в сторону. Команда начала отправлять в трюм припасы через тюремное помещение: столы и скамьи в нем убрали, открыв шестифутовые люки, находящиеся точно под люками в верхней палубе. Грузы поднимали на шлюпбалках, поворачивали с помощью лебедок и опускали прямо в трюм. Вернувшись на прежнее место, Уайт оттеснил в сторону Балмена и Донована и принялся отдавать распоряжения.

Тридцать шесть каторжников с правого борта отправились в камеру, чтобы протереть все предметы в ней уксусом перед окуриванием, а тридцать шесть узников с левого борта послали в помещение для пехотинцев с той же целью.

– Ужас! – ахнул Тэффи Эдмундс. – Бедняга Дэви Эванс был прав: по сравнению с пехотинцами мы, каторжники, живем в раю. Впрочем, я не отказался бы спать в гамаке.

Пол помещения для рядовых пехотинцев снизу омывала трюмная вода, которая воняла сильнее, чем отверстия сточных труб, и испускала газы, от которых оловянные пуговицы на алых куртках чернели, как уголь. Здесь расстояние между настилами палуб не превышало шести футов, ходить приходилось, низко пригибаясь под балками, как на «Церере».

Именно в этот момент Ричард и его товарищи стали свидетелями противодействия: на виду у тридцати шести каторжников в помещение для пехотинцев вошли майор Росс и капитан Синклер. Ожесточенное сражение началось, едва майор шагнул на нижнюю ступеньку лестницы.

– А ну, живо спускайся сюда, жирная туша! – взревел Росс. – Иди и посмотри сам, черт бы тебя побрал!

На лестнице появились начищенные сапоги капитана Дункана Синклера, выражение лица которого выдавало его ярость.

– Никто не вправе так говорить со мной, майор! – отдуваясь, заявил он. – Я не только капитан этого корабля, но и один из его владельцев.

– Тогда ты тем более виноват, толстая задница! Оглядись вокруг! Смотри, куда ты поселил морских пехотинцев его величества на бог знает какой срок! Они провели здесь почти три месяца! Они больны и перепуганы, и за это я ничуть не виню их. Собакам еще повезло – как и овцам, и свиньям, которых ты взял на борт для собственного стола. Нечего сказать, ты недурно устроился – захапал и ночную, и дневную, и большую каюты, а моих двух офицеров поселил в буфетной! Заставил их есть вместе с рядовыми! Или ты немедленно изменишь приказ, Синклер, или я сам выпущу твои жирные кишки в это жидкое дерьмо! – Росс схватился за рукоятку ножа и указал свободной рукой на пол, под которым плескались грязные трюмные воды. Похоже, он был вполне способен привести угрозу в исполнение.

– Твои люди останутся здесь – мне больше некуда их поселить, – отозвался Синклер. – Они и без того заняли драгоценное место, которое я мог заполнить полезным грузом. А вместо этого пришлось разместить тут вороватых пьянчуг и олухов, которым не хватило ума попасть на флот и денег – чтобы пойти служить в армию! Вы все отбросы, Росс, и ты, и твои пехотинцы. Не зря пустые бутылки называют пехотинцами! Моему экипажу пришлось потесниться, две дюжины собак носятся по всей палубе, от бушприта до гакаборта. Ты только взгляни на мои сапоги, Росс, – они все в собачьем дерьме, всюду собачье дерьмо! Псы загрызли двух моих кур, четырех уток и одного гуся! Не говоря уже об овце, которую мне пришлось пристрелить, потому что бульдог вцепился в нее так, что не оторвешь! Конечно, первым я прикончил бульдога – да, вот так-то, шотландский ублюдок!