Анжелика и дьяволица - Анн Голон (1972)

Но, увидев в каком плачевном состоянии находилась несчастная, еще совсем недавно полная жизненных сил и всепобеждающей красоты, они невольно содрогнулись.

— Это ее последняя ловушка! — прошептал Виль д'Авре. — Ведь последняя ловушка Сатаны — это жалость. Человеческая оболочка во власти слепой ярости жалка. Мы слишком любим воображаемое нами собственное тело и над его страданиями плачем. Но осторожнее, друзья. Пока в ней теплится хоть малейшее дыхание, опасность не исчезнет. И даже ее смерть не принесет облегчение. К злым духам, что бродят у берегов острова демонов, прибавится еще один.

Он встряхнул головой.

— Ах! Бессмертная душа! Как ты жалка и ничтожна! Взять хотя бы нас. Господин интендант, вы можете предложить какое-нибудь решение? Ведь вы всегда гордились тем, что способны разрешить любую проблему.

Карлон отрицательно покачал головой. События явно не укладывались в рамки тех обычных забот, которыми был занят его спокойный, аналитический ум. Он то и дело посматривал то на растерзанное тело, о котором некому было позаботиться, то на лица присутствующих. По их выражению ему ничего не удавалось угадать, так как он не понял пока, чту означал для каждого из них вид распростертой раненой женщины. Бледный как смерть, он не переставал спрашивать себя: «Не приснилось ли мне все это»?

Рослая Марселина неожиданно подняла голову, словно почувствовав приближающуюся опасность, и произнесенные ею слова доконали его:

— Индейцы!

— Индейцы? Что вы хотите этим сказать? — простонал Карлон.

— Они идут сюда!

Граф де Пейрак выскочил на крыльцо, за ним последовали остальные.

Из леса за поселком доносился рокот боевых барабанов и громкие возгласы наступающих воинов.

— Пиксарет!

О них почти забыли!.. Пиксарет и его братья! Пиксарет и его народ! Тот самый Пиксарет, который в свое время сказал:

— «Потерпи! Униаке и его люди, а также племена Детей Зари собираются в лесу. Они ждут часа, когда я им подам знак, чтобы отомстить наконец всем тем, кто убивал наших названых братьев, наших союзников, тем, кто хотел унизить и погубить тебя, моя пленница!..

Только что белые пытались уладить свои конфликты по своим законам, а теперь пробил час индейцев. Долготерпение, проявленное Большим Абенаком в течение всего времени, пока он неусыпно оберегал Анжелику, его участие в пережитых ею бедах и горе, что оставили неизгладимый след в их сердцах, те опасности, всю значимость и коварство которых он хорошо осознал и, наконец, чувство возмущения, зародившееся в нем по отношению к чужакам, плохим белым людям, пришедшим нарушить мирный покой его друзей, покой женщины, которая подарила ему свою накидку цвета утренней зари, чтобы сложить в нее останки его предков, к людям, которые беззастенчиво развращали его темных соплеменников с побережья — все это должно было завершиться сейчас беспощадной резней.

— Началось! — прошептала Марселина. — Они бегут сюда!

Размеренный гул сменился как бы шумом бури, набегающих во время прилива волн, ревом моря, готового поглотить собравшихся на берегу людей.

Почти в тот же миг красно-бурая масса появившихся на опушке леса индейцев стала стремительно, прямо на глазах, растекаться во все стороны.

Конечно, Анжелике, графу де; Пейраку и его людям нечего было бояться, поскольку именно ради них Пиксарет и племена сурикезов и малеситов двигались на Тидмагуш, ну, а что касается жителей деревни и рыбаков с бретонского судна, то уверенности в том, что их пощадят, не было.

Шум, который первой уловила своим чутким ухом Марселина, уже услышали и те, кто находился на берегу. Показался Никола Пари вместе с группой людей, которых он то и дело подталкивал вперед.

— Бегите скорее в форт!..