Взлет и падение Третьего рейха - Уильям Ширер

— Передайте дуче, — ответил Гитлер Аттолико с заметным облегчением, — что я принимаю его предложение.

Напряжение начало спадать. Вслед за Аттолико и Франсуа-Понсе к Гитлеру прибыл посол Гендерсон.

— По просьбе моего друга и союзника Муссолини, — сказал Гитлер Гендерсону, — я отложил мобилизацию на двадцать четыре часа. Свое решение по другим вопросам, в частности по вопросу о созыве конференции держав, он обещал сообщить после того как посоветуется с Муссолини.

Начались продолжительные телефонные переговоры между Римом и Берлином. Шмидт уверяет, что однажды два фашистских диктатора вели непосредственные переговоры. За несколько минут до истечения срока ультиматума Гитлер принял решение и распорядился быстро разослать приглашения главам правительств Англии, Франции и Италии встретиться с ним в Мюнхене завтра в полдень для обсуждения чешского вопроса. Ни в Прагу, ни в Москву приглашения не послали. Посчитали, что Россию, одного из гарантов целостности Чехословакии в случае нападения на нее Германии, допускать на конференцию нецелесообразно. Чехословакию не пригласили присутствовать даже во время подписания ей смертного приговора.

В своих воспоминаниях Невилл Чемберлен главную роль в умиротворении отводит Муссолини. В этом его поддерживают большинство историков, писавших о данном периоде истории Европы. Это явное преувеличение. Италия была самой слабой из великих держав, а ее военная мощь настолько незначительна, что немецкие генералы, как видно из документов, относились к ней с юмором. Германия принимала в расчет только Англию и Францию. И именно британский премьер-министр с самого начала вознамерился убедить Гитлера в том, что он сможет получить Судетскую область, не прибегая к войне. Чемберлен, а не Муссолини сделал возможным Мюнхен, сохранив такой ценой мир ровно на одиннадцать месяцев. Во что обошелся этот его подвиг стране, союзникам и друзьям — мы выясним позднее, но с любой точки зрения последствия оказались ужасающими.

Без пяти три в «черную среду», которая уже не казалась такой черной, как утром, британский премьер-министр в палате общин начал свою речь, в которой давал детальный отчет о чешском кризисе, о своей роли и роли правительства в его урегулировании. Положение, которое он обрисовал, все еще оставалось неустойчивым, но улучшилось. Муссолини, сказал он, смог уговорить Гитлера отложить мобилизацию на двадцать четыре часа. В 4.15, когда Чемберлен, проговорив час и двадцать минут, готовился закончить свою речь, его прервали. Сэр Джон Саймон, лорд казначейства, вручил ему записку, которая была передана на переднюю скамью министров лордом Галифаксом, занимавшим место на галерее пэров.

«Какое бы мнение благородные члены палаты не имели о синьоре Муссолини, — говорил Чемберлен, — я верю, что каждый приветствует его мирный жест…»

Здесь премьер-министр остановился, заглянул в записку и улыбнулся:

«Это не все. У меня есть еще что сказать палате. Господин Гитлер приглашает меня встретиться с ним в Мюнхене завтра утром. Он пригласил также синьора Муссолини и месье Даладье. Синьор Муссолини приглашение принял. Не сомневаюсь, что и месье Даладье его примет. Излишне говорить, каков будет мой ответ…»

Действительно, об этом излишне было говорить. Древнее здание «матери парламентов» сотряслось от массовой истерии, которую в этих стенах не приходилось наблюдать за всю историю его существования. Собравшиеся громко кричали, подбрасывали в воздух свои бумаги, многие плакали. И в этот момент, перекрывая весь этот шум, раздался чей-то голос: «Благодарим тебя, Боже, за нашего премьер-министра!»