Взлет и падение Третьего рейха - Уильям Ширер

В отличие от английской и французской военных миссий в состав русской миссии входили представители высшего генералитета: нарком (министр) обороны маршал Ворошилов, начальник генштаба Красной Армии генерал Шапошников, главнокомандующие военно-морским флотом и военно-воздушными силами. Русские ничего не могли поделать с англичанами, которые в июле отправили в Варшаву для переговоров с польским генштабом начальника генерального штаба генерала Эдмунда Айронсайда, а на переговоры в Москву послать офицера такого высокого ранга не посчитали нужным. Нельзя сказать, что с отправкой англо-французской миссии в Москву очень торопились, ведь на самолете она могла бы добраться туда за один день, но миссия добиралась пароходом — медленным, грузопассажирским, который доставил ее в Россию за такое же время, за какое на «Куин Мэри» она могла бы добраться до Америки. В Ленинград миссия отплыла 5 августа, а в Москву прибыла только 11-го.

Но было уже поздно. Гитлер ее опередил.

Пока английские и французские военные ждали парохода на Ленинград, немцы действовали. День 3 августа стал решающим для Берлина и Москвы. В этот день министр иностранных дел Риббентроп, который обычно предоставлял рассылку телеграмм статс-секретарю Вайцзекеру, сам отправил Шуленбургу в Москву телеграмму с пометкой «срочно, совершенно секретно».

«Вчера я имел продолжительную беседу с Астаховым, содержание которой изложу в отдельной телеграмме.

Выразив желание немцев улучшить германо-русские отношения, я сказал, что на всем протяжении от Балтийского до Черного моря не существует таких проблем, которые мы не могли бы решить к взаимному удовлетворению. В ответ на пожелание Астахова перейти к переговорам по конкретным вопросам …я заявил, что готов к таким переговорам, если Советское правительство сообщит мне через Астахова, что оно также стремится к установлению германо-русских отношений на новой основе».

В министерстве иностранных дел знали, что в тот же день, но чуть позже, Шуленбург встречается с Молотовым. Через час после того, как была отправлена телеграмма Риббентропа, Вайцзекер направил телеграмму от себя, также помеченную грифом «срочно, совершенно секретно»:

«Ввиду сложившейся политической ситуации и в целях ускорения мы заинтересованы безотносительно к вашему сегодняшнему разговору с Молотовым продолжить беседы по более конкретным вопросам в Берлине во имя нормализации германо-советских отношений. С этой целью Шнур-ре сегодня же встретится с Астаховым и сообщит ему, что мы готовы продолжать беседы по конкретным вопросам».

Неожиданное желание Риббентропа вести переговоры по «конкретным вопросам», вероятно, удивило русских. По крайней мере, в телеграмме Шуленбургу, отправленной в 15.47, он сообщал: «…Намекнул Астахову, что мы близки к тому, чтобы договориться с Россией о судьбе Польши». Министр подчеркивал, что сказал русскому поверенному: «…Мы не торопимся».

Это был блеф. И наблюдательный советский поверенный в делах во время встречи со Шнурре в министерстве иностранных дел в 12.45 отметил, что тот, казалось, торопил события, тогда как министр иностранных дел Германии накануне «не проявлял такой спешки». Шнурре воспользовался ситуацией.

«Я сказал господину Астахову, — отмечал он в секретном меморандуме, — что, хотя министр иностранных дел накануне и не говорил о срочности, мы считаем, что это необходимо сделать в течение нескольких ближайших дней — продолжить беседы, чтобы заложить фундамент как можно быстрее».

Немцам необходимо было решить вопрос в течение ближайших дней. Астахов сообщил Шнурре, что получил «промежуточный ответ» от Молотова по поводу германских предложений. По большей части это был ответ отрицательный. По сообщению Астахова, Молотов заверял, что Москва также желает улучшения отношений, «но пока что неизвестно ничего конкретного о намерениях Германии».