Взлет и падение Третьего рейха - Уильям Ширер

Теперь мы знаем, что в поддержку этого рокового приказа у Гитлера имелись и политические соображения. Гальдер в своем дневнике отметил, что 25 мая «день снова начался с неприятных стычек между Браухичем и фюрером относительно дальнейшего ведения битвы на окружение». Далее он пишет: «Однако политическое руководство считает, что решающая битва должна произойти не на территории Фландрии, а в Северной Франции».

Эта запись меня озадачила, и, когда я обратился к бывшему начальнику генерального штаба сухопутных сил генералу Гальдеру с просьбой припомнить, какие политические мотивы выдвигал Гитлер в обоснование своего желания завершить сражение на территории Франции, а не Бельгии, Гальдер вспомнил все довольно подробно. «Я очень хорошо помню, — писал он, — что в ходе наших разговоров в то время Гитлер в обоснование своего приказа приостановить наступление приводил два главных соображения. Первое было связано с причинами чисто военного характера: неподходящий для использования танков рельеф местности, что могло привести к большим потерям в танках и в свою очередь привело бы к ослаблению сил для предстоящего наступления на остальную часть Франции, и т. п.». Затем, как отмечает Гальдер, фюрер привел вторую причину:

«…Он знал, что мы, как солдаты, не могли ее оспаривать, поскольку она была политической, а не военной. Эта вторая причина заключалась в том, что он не хотел, чтобы решающее сражение, которое неизбежно нанесло бы огромный урон населению, произошло на территории, заселенной фламандцами. По его словам, он собирался создать независимый национал-социалистский регион на территории, заселенной фламандцами немецкого происхождения, тем самым тесно связав этот регион с Германией. Его сторонники на фламандской земле активно работают в этом направлении уже давно; он обещал им не подвергать их земли разрушениям войны; если он не выполнит это обещание, их вера в него будет серьезно поколеблена. Это было бы политически невыгодно для Германии, и он, как несущий политическую ответственность лидер, не должен допустить этого».

Абсурд? Если это представить как еще одну внезапную аберрацию Гитлера (Гальдер пишет, что ни его, ни Браухича «эти доводы не убедили»), то другие политические доводы, которые излагал своим генералам Гитлер, были более здравыми и важными. Описывая после войны совещание Гитлера с Рундштедтом, состоявшееся 24 мая, генерал Гюнтер Блюментрит, в то время начальник оперативного отдела в штабе Рундштедта, говорил английскому военному писателю Лидцелу Гарту:

«Гитлер пребывал в очень хорошем настроении… и высказал нам свое мнение, что война будет закончена в шесть недель. После этого ему бы хотелось заключить разумный мир с Францией, и тогда была бы открыта дорога для соглашения с Англией…

Затем он удивил нас своими восторженными высказываниями о Британской империи, о необходимости ее существования и о цивилизации, которую Англия принесла миру… Он сказал, что все, чего он хочет от Англии, так это чтобы она признала положение Германии на континенте. Возвращение Германии ее колоний желательно, но это несущественно… В заключение он сказал, что его целью является мир с Англией на такой основе, которую она сочла бы совместимой с ее честью и достоинством».

С подобного рода суждениями Гитлер часто выступал в последующие несколько недель перед своими генералами, перед Чиано и Муссолини и, наконец, публично. Месяц спустя Чиано был поражен, узнав, что нацистский диктатор, находясь в зените славы, высказывался о важности сохранения Британской империи как «фактора мирового равновесия», а 13 июля Гальдер отметил в своем дневнике, что фюрера крайне занимает вопрос, почему Англия до сих пор не ищет мира. «Он считает, что придется силой принудить Англию к миру. Однако он несколько неохотно идет на это… Разгром Англии будет достигнут ценой немецкой крови, а пожинать плоды будут Япония, Америка и др.».