Взлет и падение Третьего рейха - Уильям Ширер

В то же время он сильно переоценивал военную мощь Японии. По существу, он поверил, что когда японцы, обладающие самым мощным, по его мнению, флотом в мире, расправятся с англичанами и американцами на Тихом океане, они обрушатся на Россию и помогут ему завершить его великое завоевание на Востоке. Спустя несколько месяцев он говорил некоторым из своих последователей, что считал вступление Японии в войну «исключительно ценным» уже в силу выбранного для этого момента.

«Это произошло фактически в тот момент, когда превратности русской зимы оказывали наиболее сильное давление на моральное состояние нашего народа и когда каждый в Германии был удручен тем, что рано или поздно Соединенные Штаты вступят в войну. Японское вмешательство, с нашей точки зрения, было весьма своевременным».

Нет также сомнений в том, что внезапный и мощный удар Японии по американскому флоту в Пёрл-Харборе вызвал у него восхищение — тем более что это была «внезапность» такого рода, к которой он сам так часто прибегал. Об этом он сказал послу Осиме 14 декабря, когда награждал его орденом:

«Вы верно выбрали метод объявления войны! Этот метод является единственно правильным». Он сказал, что это соответствует его «собственной системе» — то есть затягивать переговоры. Но если очевидно, что другая сторона заинтересована только в том, чтобы без конца откладывать решение, срамить и унижать тебя, и не собирается идти ни на какое соглашение, тогда следует наносить удар, и как можно более тяжелый, а не тратить время на объявление войны. У него стало радостно на сердце при получении известий о первых операциях японцев. Он сам вел переговоры с бесконечным терпением, например, с Польшей, а также с Россией. Когда же он понимал, что другая сторона не хочет прийти к соглашению, он внезапно, без всяких формальностей наносил удар. Так он будет поступать и впредь.

Существовала еще одна причина, по которой Гитлер так поспешно решил присовокупить Соединенные Штаты к устрашающему списку своих врагов. Доктор Шмидт, который в ту неделю без конца курсировал между имперской канцелярией и министерством иностранных дел, указал на эту причину: «У меня сложилось впечатление, что Гитлер с его неистребимой манией величия, ожидавший объявления войны Соединенными Штатами, хотел сделать это первым». Нацистский правитель подтвердил это в своей речи в рейхстаге 11 декабря.

Действительно, 10 декабря Берлин был так обеспокоен, как бы Америка не объявила войну первой, что Риббентроп строго-настрого предупредил Томсена, немецкого поверенного в делах в Вашингтоне, не допускать никаких необдуманных заявлений, по которым государственный департамент мог бы уяснить, что намеревается предпринять на следующий день фюрер. В длинной радиограмме 10 декабря нацистский министр иностранных дел передал текст заявления, которое он собирался сделать в Берлине американскому поверенному в делах ровно в 14.30 11 декабря. Томсену предписывалось нанести визит государственному секретарю Хэллу часом позже, то есть в 15.30 (по берлинскому времени), вручить копию заявления, запросить свой паспорт и возложить на Швейцарию дипломатическое представительство Германии в США. В конце депеши Риббентроп запретил Томсену вступать в какие-либо контакты с государственным департаментом до вручения ноты. «При любых обстоятельствах, — предупреждал он в депеше, — мы не можем допустить, чтобы американское правительство опередило нас».