Взлет и падение Третьего рейха - Уильям Ширер

Тем не менее с началом войны он включился в нее с присущей ему энергией, быстро выдвинулся как офицер штаба 6-й танковой дивизии генерала Гёпнера, участвовавшей в кампаниях в Польше и во Франции. Судя по всему, именно в России Штауфенберг полностью разуверился в Третьем Рейхе. В июне 1940 года его перевели в штаб главного командования сухопутных войск (ОКХ) как раз перед наступлением на Дюнкерк. Когда началась война с Россией, он первые полтора года находился преимущественно на советской территории, где среди прочих дел помогал сколачивать русские «добровольческие» части из военнопленных. В это время, по свидетельству друзей, Штауфенберг считал, что, пока немцы будут избавляться от гитлеровской тирании, эти русские формирования можно использовать для свержения тирании сталинской. Вероятно, в этом сказалось влияние гуманистических идей поэта Стефана Георга. Зверства СС в России, не говоря уже о прямом приказе Гитлера расстреливать большевистских комиссаров, открыли Штауфенбергу глаза на то, каков на самом деле хозяин, которому он служит. По воле случая в России он встретил двух ведущих заговорщиков, решивших покончить с этим хозяином, — генерала фон Трескова и Шлабрендорфа. Последний рассказывал: потребовалось всего несколько встреч со Штауфенбергом, чтобы понять, что это свой человек. Он стал активным заговорщиком.

Но хотя Штауфенберг был лишь младшим офицером, он вскоре убедился, что фельдмаршалы слишком нерешительны, если не сказать, слишком трусливы, чтобы предпринять хоть что-нибудь для упразднения Гитлера или прекращения ужасающего истребления евреев, русских и военнопленных на оккупированной территории. Ничем не оправданная катастрофа под Сталинградом вызвала у него отвращение. Сразу по ее окончании, в феврале 1943 года, он попросил направить его на фронт, был назначен в штаб 10-й танковой дивизии в Тунисе и прибыл туда к моменту завершения боев за Кассеринский перевал, в которых его дивизия вышибла оттуда американцев.

7 апреля его автомобиль наскочил на минное поле. Некоторые утверждают, что он был также атакован низко летящим самолетом союзников. Штауфенберга тяжело ранило: он потерял левый глаз, правую руку и два пальца на левой и получил ранения в голову возле левого уха и в колено. В течение нескольких недель казалось, что он полностью лишится зрения, если останется в живых. Но в мюнхенском госпитале под квалифицированным наблюдением профессора Зауэрбруха его вернули к жизни. Любой другой человек на его месте подал бы в отставку и отказался бы от участия в заговоре. Но уже в середине лета он писал генералу Ольбрихту, после упорных упражнений научившись держать ручку тремя пальцами левой руки, что рассчитывает вернуться на военную службу через три месяца. Пока он поправлялся, у него было достаточно времени для размышлений, и он пришел к выводу, что, несмотря на свои увечья, обязан взять на себя священную миссию.

«Я чувствую, что должен теперь что-то предпринять, чтобы спасти Германию, — сказал он своей жене, графине Нине, матери четырех маленьких детей, когда она приехала в госпиталь навестить его. — Мы, офицеры генерального штаба, обязаны взять на себя свою долю ответственности».

К концу сентября 1943 года он вернулся в Берлин в чине подполковника и получил назначение на должность начальника штаба у генерала Ольбрихта в управлении сухопутных войск. А вскоре он, используя три пальца здоровой руки, начал учиться обращению с имевшимися в абвере бомбами английского производства. Но этим он не ограничился. Ясность мышления, религиозность, незаурядный организаторский талант вселили решимость в заговорщиков, однако породили и определенные разногласия, поскольку Штауфенберга не удовлетворял тот громоздкий, консервативный, бесцветный режим, который намеревались установить в Германии после падения национал-социализма престарелые, с заскорузлым умом руководители заговора Бек, Гёрделер и Хассель.