Зимняя песнь - С. Джей-Джонс (2017)

– Ладно. – Я представила Ганса, но тут же отогнала эту мысль. – Йозеф станет знаменитым музыкантом.

Кете состроила гримаску.

– Вечно ты первым делом про Йозефа. Сама разве ни о чем не мечтаешь?

Конечно, я мечтала. Мои мечты хранились в шкатулке под кроватью и были надежно заперты под замок, чтобы никто никогда их не увидел и не услышал.

– Неважно. Твоя очередь, Кете. Что ты видишь в своем идеальном мире?

Сестра рассмеялась – мелодично и звонко, как колокольчик. Этим вся ее музыкальность и ограничивалась.

– Я вижу себя принцессой.

– Понятное дело.

Кете бросила на меня быстрый взгляд.

– Я – принцесса, а ты – королева. Теперь довольна?

Я жестом велела ей продолжать.

– Итак, я – принцесса. Папа – капельмейстер князя-епископа, и мы все живем в Зальцбурге.

И я, и Кете родились в Зальцбурге, когда отец еще служил при дворе, а мама пела. Еще до того, как бедность загнала нас в баварскую глушь.

– Благодаря красоте и чудесному голосу, мама – любимица всего города, а Йозеф – лучший ученик маэстро Антониуса.

– Значит, он учится в Зальцбурге? Не в Вене?

– В Вене, – моментально поправилась Кете. – О, да, в Вене. – Ее голубые глаза заблестели, и она принялась фантазировать дальше: – Разумеется, мы ездим его навещать. Возможно, мы увидим его выступления в таких больших городах, как Париж, Мангейм и Мюнхен, или даже в самом Лондоне! В каждом из них у нас будет по шикарному особняку, отделанному золотом, мрамором и красным деревом. Мы станем носить платья из самых дорогих шелков и парчи, каждый день недели – разного цвета. С раннего утра наш почтовый ящик будет ломиться от приглашений на роскошные балы, званые вечера, театральные постановки и оперы, и толпы поклонников будут осаждать наши двери. Мы будем водить близкую дружбу с величайшими художниками и музыкантами, и ночами напролет танцевать и угощаться разными вкусностями – пирогами и шницелями, и…

– И шоколадным тортом, – прибавила я. Его я любила больше всего.

– И шоколадным тортом, – согласилась Кете. – Станем разъезжать в богатых экипажах, запряженных лучшими лошадьми, и… – Сестра взвизгнула, угодив ногой в лужу. – И ни за что не будем таскаться на рынок на своих двоих по раскисшим дорогам!

Я со смехом подхватила ее за локоть.

– Светские рауты, балы, блестящее общество – это все, чем заняты принцессы? А как насчет королев? Что буду делать я?

– Ты? – Кете ненадолго умолкла. – Королевы рождены для величия.

– Для величия? – Я задумалась. – Даже бедная и невзрачная серая мышка вроде меня?

– В тебе есть нечто более стойкое и долговечное, нежели красота, – с жаром произнесла Кете.

– И что же это?

– Кротость, – просто сказала сестра. – Кротость, ум и талант.

Я снова рассмеялась.

– И какая же мне уготована судьба?

Кете искоса взглянула на меня.

– Ты прославишься как великий композитор.

На меня словно дохнуло холодом; кровь в жилах заледенела, как будто сестра разверзла мою грудь и голыми руками вырвала оттуда еще трепещущее сердце. Время от времени я набрасывала на бумаге обрывки мелодий, вместо псалмов царапала на полях воскресного церковного блокнота коротенькие мотивчики, намереваясь в будущем сложить все это в сонаты и концерты, романсы и симфонии. Мои грезы и чаяния, такие нежные и растрепанные, так давно хранились в секрете, что явить их миру было для меня невыносимо.

– Лизель, – Кете подергала меня за рукав, – Лизель, все хорошо?

– Как… – хрипло прокаркала я. – Как ты…

Сестра смутилась.

– Однажды я случайно обнаружила под кроватью твою шкатулку с сочинениями. Клянусь, у меня и в мыслях ничего плохого не было! – поспешно добавила она. – Я просто уронила пуговицу и… – Взглянув мне в лицо, Кете осеклась.

У меня тряслись руки. Да как она посмела? По какому праву влезла в мои самые сокровенные мысли и обнажила их перед своим любопытным взором?