Голод - Майкл Грант (2009)

Внезапно из айпода Е. З донеслась негромкая музыка. Сэм поднял блестящий плеер, ткнул в иконку паузы, поднялся на ноги и пинком отшвырнул дохлого червя со своего пути. Затем поднял руки. Со стороны могло показаться, что он собирается благословить покойного, но Альберт и Эдилио благоразумно отпрянули.

С ладоней Сэма полился ослепительный свет.

Останки почернели, съёжились. Громко затрещали, лопаясь от жара, кости. Когда Сэм опустил руки, перед ним лежала кучка тёмно-серого пепла, вроде того, что остаётся на заднем дворе после барбекю.

– Ты ничем не мог ему помочь, Сэм, – проговорил Эдилио, мгновенно почувствовав, что творится у друга на сердце. – Это УРОДЗ, старина. Просто УРОДЗ.

Глава 2

106 часов, 16 минут

КРЫША сильно покосилась. Луч ослепительно яркого солнца проникал сквозь щель между осыпающейся стеной и проседающей крышей и бил Кейну прямо в глаз.

Кейн лежал на спине, подушка без наволочки насквозь промокла от пота. Влажная простыня опутывала голые ноги, наполовину прикрывая его обнажённый торс. Он снова не спал – по крайней мере, так ему казалось. Он верил в это.

Надеялся.

Спал он не в своей постели. Эта кровать раньше принадлежала Моузу, старику-смотрителю «Академии Коутс».

Конечно, Моуз исчез. Пропал вместе со всеми остальными взрослыми. И с детьми постарше. Все… почти все… кому было больше четырнадцати. Они исчезли.

Куда?

Никто не знает.

Просто исчезли. Оказались за чертой. За чертой огромного аквариума под названием УРОДЗ. Может быть, умерли. Может быть, нет. Но их определённо не стало.

Диана пинком распахнула дверь. В руках она несла поднос, на котором покачивались бутылка воды и банка консервированных бобов марки «Гойя».

– Ты в себе? – спросила Диана.

Он не ответил. Просто не понял вопроса.

– Всё нормально? – с раздражением спросила она и водрузила поднос на столик возле кровати.

Кейн не стал утруждать себя ответом и сел. При этом голова у него закружилась. Он потянулся за водой.

– Почему у нас крыша разваливается? А если дождь пойдёт? – Кейн удивился, услышав собственный голос. Хриплый. В голосе не осталось ни намёка на былую убедительность и плавность.

Диана была безжалостна.

– Ты что, теперь не только чокнутый, но ещё и тупой?

В голове возникли смутные воспоминания, от которых ему стало не по себе.

– Я что-то натворил?

– Ты сорвал крышу.

Кейн повернул руки и посмотрел на свои ладони.

– Правда?

– Очередной кошмар, – сказала Диана.

Кейн отвинтил крышку с бутылки и отпил.

– Теперь вспомнил. Мне казалось, что крыша меня раздавит. Казалось, будто кто-то вот-вот наступит на дом и раздавит его, а меня расплющит под обломками. Вот я и пытался сдержать крышу.

– Угу. Ешь бобы.

– Не люблю бобы.

– А кто их любит? – парировала Диана. – Здесь тебе не «Эплбиз»[2]. А я не официантка. Выбора у нас нет. Так что ешь бобы. Тебе нужно питаться.

Кейн нахмурился.

– Как долго я пробыл в таком состоянии?

– В каком? – поддразнила его Диана. – В состоянии психически больного, неспособного отличить реальность ото сна?

Он кивнул. От запаха бобов тошнило. Но он вдруг ощутил сильный голод. Теперь он вспомнил: запасы еды подошли к концу. Память возвращалась. Безумное наваждение блекло. Кейн ещё не до конца оправился, но уже что-то понимал.

– Три месяца, плюс-минус неделя, – сказала Диана. – У нас была большая перестрелка в Пердидо-Бич. Потом ты ушёл в пустыню вместе с Вожаком и отсутствовал три дня. А вернулся бледный, обезвоженный и… в общем, вот такой, какой ты сейчас.

– Вожак. – Одно лишь это имя и воспоминание о существе, которому оно принадлежало, заставило Кейна содрогнуться. Вожак, предводитель койотов, тот, кто каким-то образом обрёл хоть и ограниченный, но дар речи. Вожак, верный и преданный слуга… этого. Этого. Существа в шахте.