Жизнь - де Мопассан Ги

— Занимайтесь своими делами, господин кюре, а в наши не суйтесь.

Тогда аббат подобрал камешки и стал швырять в них, точно в собак.

Они убежали, дружно смеясь; а в следующее воскресенье он во всеуслышание объявил с амвона их имена.

Все местные парни перестали ходить в церковь.

Кюре обедал в господском доме каждый четверг и среди недели нередко заходил побеседовать со своей духовной дочерью. Подобно ему, она доводила себя до экстаза, когда они рассуждали о духовных предметах, пуская в ход весь старинный и сложный арсенал религиозной казуистики.

Они гуляли вдвоем по большой маменькиной аллее и говорили о Христе, об апостолах, о пресвятой деве и отцах церкви, как о своих личных знакомых. Они останавливались, когда выдвигали особенно глубокомысленные проблемы и вдавались в мистические бредни, причем она увлекалась поэтическими умозаключениями, ракетой взлетавшими прямо в небо, он же приводил более положительные аргументы, точно маньяк, который взялся бы математически доказать квадратуру круга.

Жюльен выказывал новому кюре большое уважение, то и дело повторяя:

— Вот это, я понимаю, священник! Этот на уступки не пойдет.

И он исповедовался и причащался, сколько требовалось, щедро «подавая пример».

Теперь он почти ежедневно бывал у Фурвилей, охотился с мужем, который не мог жить без него, и катался верхом с графиней даже в дождь и в непогоду. Граф говорил:

— Они совсем помешались на верховой езде, но ничего, жене это полезно.

Барон приехал к середине ноября. Он изменился, постарел, притих, погрузился в беспросветную тоску, снедавшую его душу. И сразу же любовь к дочери вспыхнула в нем с новой силой, как будто несколько месяцев унылого одиночества довели у него до предела жажда привязанности, душевной близости, нежности.

Жанна не стала поверять ему свои новые взгляды, дружбу с аббатом Тольбиаком и свое религиозное рвение, но он с первого же раза почувствовал жгучую неприязнь к священнику.

И когда молодая женщина спросила вечером:

— Как ты его находишь? — барон ответил:

— Это сущий инквизитор! И, должно быть, опасный человек.

А затем, узнав от крестьян, которым он был другом, о жестокостях молодого священника, о гонениях его против естественных законов и врожденных инстинктов, барон всей душой возненавидел его.

Сам он был из поколения старых философов, почитателей природы, умилялся при виде соединения двух живых тварей, поклонялся некоему божеству пантеистов и восставал против католического бога с взглядами мещанина, злобностью иезуита и мстительностью тирана, бога, принижавшего в его глазах творение, — неотвратимое, безграничное, всемогущее творение, которое есть жизнь, свет, земля, мысль, растение, камень, человек, воздух, животное, звезда, бог и насекомое одновременно, творящее, потому что оно творение, потому что оно сильнее воли, необъятнее разума, и созидает оно без цели, без смысла и без конца, во всех направлениях и видах, по всему беспредельному пространству, в зависимости от случая и соседства солнц, согревающих миры.

В творении заключены все зародыши, мысль и жизнь произрастают в нем, как цветы и плоды на деревьях.

Поэтому для барона размножение было великим вселенским законом, почетным, священным, божественным актом, осуществляющим непостижимую и неизменную волю верховного существа. И он начал энергично восстанавливать ферму за фермой против нетерпимого священника, гонителя жизни.

Жанна в отчаянии молила господа, заклинала отца, но он неизменно отвечал:

— С такими людьми надо вести борьбу, это наш долг и наше право. Они не люди, а выродки.

И он повторял, встряхивая длинными седыми волосами;

— Это выродки; они не понимают ничего, ровно ничего. Они действуют под влиянием пагубного заблуждения, они противоестественны.

В его устах «противоестественны» звучало как проклятие.