Индийская принцесса - Мэри Маргарет Кей (2012)

– Но ты думаешь, что мы, жители этой страны, не способны на подобный прогресс? Это не так, хотя на многие вещи мы смотрим иначе, чем твои соплеменники. Я не принудил бы к самосожжению ни одну вдову, если бы только она сама не желала этого больше всего на свете, ибо любила мужа так сильно, что не в силах жить без него и потому предпочитает добровольно последовать за ним. Этому, признаюсь, я не стал бы препятствовать. В отличие от твоих соплеменников я не считаю себя вправе запрещать мужчине или женщине самоубийство, если они хотят расстаться с жизнью. Наверное, здесь дело в том, что мы дорожим жизнью не так сильно, как вы, которые, будучи христианами, живете на земле лишь один раз, тогда как мы – великое множество. Мы умираем и рождаемся сто тысяч или тысячу тысяч раз, а возможно, и больше – кто знает? Поэтому мы не видим ничего страшного в том, чтобы сократить одну из своих жизней по собственному желанию.

– Но самоубийство – преступление, – сказал Аш.

– Для твоего народа, но не для моего. И это моя страна, а не твоя. И моя жизнь тоже принадлежит мне. Но вот замышлять смерть другого человека – значит совершать убийство, которого я не оправдываю. Я виделся и разговаривал с хакимом из Каридкота, он показался мне хорошим человеком, совершенно не склонным ко лжи, и я готов поверить, что двум рани Бхитхора действительно грозит опасность сгореть на погребальном костре против своей воли. Посему я сделаю все возможное, чтобы помочь тебе и ему, а также рани. Ты только скажи мне, что тебе нужно.

Манилал, прибывший в полдень, был встречен шикари Буктой и отведен к хозяину дома и мужчине, которого он признал не сразу, чему не приходилось удивляться. Сарджи и Букта основательно потрудились над внешностью Аша, а сок грецкого ореха, примененный должным образом, является превосходным красителем, пусть и недолговечным. Аш также сбрил усы, и теперь никому не пришло бы в голову, что он не соотечественник Сарджевана. Спокойный индиец из среднего сословия, чьи родители или предки родом из горной местности, где у людей кожа светлее, чем у жителей более жарких областей страны, и чье платье изобличает в нем человека умственного труда с хорошим положением в обществе. Возможно, вакил (законовед) или хаким из крупного города вроде Бароды или Бомбея.

Манилал, всегда флегматичный и невозмутимый, на сей раз ахнул от удивления и с разинутым ртом уставился на Аша, словно не веря своим глазам.

– Ай-ях! – наконец выдохнул он, потрясенный до глубины души. – Просто замечательно. И все-таки… все-таки дело не только в костюме и бритве. Однако что все это значит, сахиб?

– Ашок, – с ухмылкой поправил Аш. – В этом платье я ношу другое имя, и теперь я не сахиб.

– И что са… что Ашок собирается делать? – спросил Манилал.

Аш рассказал, и Манилал выслушал с явным сомнением, а потом осторожно заметил, что из этого может выйти толк, но сахиб – Ашок – должен принимать в соображение, что бхитхорцы недоброжелательны, недоверчивы и склонны в любом чужаке подозревать шпиона. Особенно в нынешних обстоятельствах.

– Они и в лучшие-то времена недолюбливают чужаков, – сказал Манилал. – А если рана умрет, они без раздумий перережут глотку всем нам, коли посчитают, что мы мешаем им сделать то, что они хотят.

– То есть устроить тамарш. – Последнее слово Аш произнес с таким отвращением, словно оно имело мерзкий вкус. – Ты имеешь в виду, что они с нетерпением ждут чудесного представления с участием двух высокородных красивых женщин, которых приведут с открытыми лицами на площадку для сожжения и сожгут заживо у них на глазах.