Башня у моря - Сьюзен Ховач (1974)

Он отрицательно покачал головой.

– Отлично. Но поскольку уж мы говорим о половом поведении, мне, вероятно, имеет смысл добавить еще несколько слов о предмете, который обычно не упоминается и который – ввиду твоего воспитания – совершенно неизвестен для тебя. В этом мире есть определенные несчастные существа – назвать их мужчинами нельзя, – которые желают соития только с представителями своего пола. Нет нужды говорить, что это явление – порок, крайне отвратительный для всех порядочных мужчин и абсолютно оскорбительный с точки зрения нравственности. Я говорю об этом только потому, что эти существа нередко вожделеют на свой отвратительный манер к мальчикам твоего возраста, а поскольку ты не сможешь вечно вести отшельническую жизнь, то, полагаю, должен знать о существовании такого опасного и извращенного поведения.

Румянец сошел с лица Патрика. Вид у него был больной.

– Боюсь, я был слишком прямолинеен, – продолжал я, – но я говорю только ради твоей же пользы. Мир частенько бывает неприятным местом, а темная сторона человеческой природы может воистину быть темной. С моей стороны было бы неверно отпускать тебя в школу, рассчитывая на то, что мир – безопасное, приятное место, каким он кажется, когда смотришь на него из окна детской. Ты поймешь это позднее и будешь благодарен мне за этот откровенный разговор.

Патрик попросил разрешения покинуть комнату.

– Да, ты можешь идти, если хочешь, – подтвердил я, спрашивая себя, не нужно ли было отложить эту беседу до тех времен, когда он будет постарше. Но я вспомнил историю, рассказанную Аннабель. Если Патрик достаточно взрослый, чтобы напиваться потином и смотреть, как Дерри танцует джигу с фермерской дочкой на обеденном столе, то он достаточно взрослый и для того, чтобы выслушивать советы по половым вопросам.

Но при этом я почему-то смущенно чувствовал, что беседа прошла не совсем так, как я планировал.

4

Я оставался в Вудхаммере до ноября, потому что охота в этой части Уорикшира великолепна, а я с юности увлекаюсь охотой с гончими. Это время для светского общения, но, несмотря на различные обеды и балы, я сумел закончить статью о маисе, написать доклад о клубнекопателе мистера Эпплби и даже находил время для того, чтобы руководить образованием Патрика. Я не хотел нанимать еще одного бесполезного наставника перед его отъездом в школу в январе. К тому же, поскольку я все лето провел в Америке, считал своим долгом уделить ему побольше внимания зимой.

А Маргарет тем временем писала мне из Нью-Йорка. Она отправляла письма каждую неделю, но, как это часто происходит, если корреспондентов разделяет Атлантический океан, почта приходила нерегулярно, и иногда я целый месяц не получал от нее писем. Она сообщила, что была издана «Повесть о двух городах» и все улицы Нью-Йорка затоплены слезами сочувствия Сиднею Картону. Она писала, что золотая осень в этом году была особенно необыкновенной и они специально снова ездили вверх по Гудзону в «Летний дворец» Фрэнсиса, чтобы увидеть воочию цвета осени. А еще что Фрэнсис попросил ее написать мне, как он добр и щедр к ней, и она считает, что это «слишком самонадеянно» с его стороны, хотя брат недавно и купил ей «длиннополый плащ» с соболиным воротником на зиму. Фрэнсис твердил ей, что она обязательно должна упомянуть этот плащ. «Хотя я понять не могу, почему ему так хочется произвести на вас хорошее впечатление, – добавила Маргарет. – Неужели есть какая-то тайна, которую никто не осмеливается сообщить мне?»

Я улыбнулся, но ответил уклончиво. Она никогда не услышит от меня слов, порочащих ее брата.

Никому из знакомых в Уорикшире я не рассказывал о моей договоренности с Маргарет, но перед отъездом из Вудхаммера поделился с моим ближайшим другом лордом Дьюнеденом, который в то время гостил у меня. Я получил два недовольных письма от моих дочерей Маделин и Катерин и надеялся, что Дьюнеден, вдовец со взрослыми дочерьми, поймет меня.