– С какой стати Этельред поручил епископу командовать гарнизоном? – поинтересовался я, снова обращаясь к Вульфхерду. – Ты хоть раз сражался в битве? Знаю, ты спалил мои дворовые постройки, только это еще не бой, вонючий кусок крысиного помета. Бой – это «стена щитов». Бой – это ощущать дыхание врага, который стремится выпотрошить тебя своей секирой, это кровь, дерьмо, крики, боль и страх. Это ноги, путающиеся в кишках твоих друзей, которых зарубил противник. Это люди, которые сжимают зубы так, что те крошатся. Участвовал ты в битве? – Прелат молчал, только глядел гневно. Я повысил голос: – Я тебя спрашиваю!

– Нет, – признался Вульфхерд.

– Тогда ты не годишься командовать гарнизоном, – заключил я.

– Господин Этельред… – пробормотал он.

– Пачкает свои штанишки в Восточной Англии и гадает, сумеет ли добраться до дому. И тебя он поставил во главе воинов лишь потому, что ты жалкий подхалим, которому он доверял, как доверял Хэстену. Это ведь Хэстен убедил вас, что пленил семью Кнута? Так?

Несколько человек промычали в знак согласия. Епископ не проронил ни слова.

– Хэстен – коварный кусок слизи, который обманул вас. Он с самого начала служил Кнуту, но вы верили ему, потому как ваши дерьмоголовые церковники твердили, что Бог на вашей стороне. Ну, теперь это так. Бог направил меня, и я привел вам жену Кнута и его детей. А еще я зол.

Произнося последние четыре слова, я спустился с помоста и подошел к Вульфхерду:

– Я злюсь за то, что ты сжег мои постройки. Что подстрекал толпу убить меня. Ты визжал, что сразивший меня стяжает благодать Господа. Ты это помнишь, вонючий крысиный кал?

Вульфхерд молчал.

– Ты называл меня мерзостью, – продолжил я. – Не забыл?

Я извлек из ножен Вздох Змея. Проходя через их горловину, длинный клинок издал скрежещущий звук, неожиданно громкий. Епископ испуганно взвизгнул и отступил под защиту четырех священников, явно своих подручных. Но я не стал угрожать ему, а протянул меч рукоятью вперед:

– Вот, пердеж лягушачий, заслужи благодать Господню, убив языческую мерзость. – (Прелат озадаченно уставился на меня.) – Убей меня, желчноголовый слизняк!

– Мне… – промямлил он и отступил еще на шаг.

Я напирал, и один из священников, совсем еще молоденький, преградил мне путь.

– Прикоснись ко мне, – предупредил я, – и я размотаю твои потроха по всему полу. Я ведь убийца священников, не забыл? Я изгой и мерзость. Я тот, кого следует ненавидеть. Я убиваю святош, как другие давят ос. Я Утред.

Я посмотрел на Вульфхерда и снова сунул ему меч.

– Ну, хорек бесхвостый, хватит тебе духу меня прикончить? – с вызовом спросил я. Епископ замотал головой, не говоря ни слова. – Я ведь тот, кто убил аббата Витреда, и ты проклял меня за это. Так почему же ты не хочешь меня зарубить?

Я ждал, наблюдая за страхом на лице церковника, и тут вдруг вспомнил про странное поведение беглецов, когда отец Виссиан вошел в большой зал в Сестере. Я повернулся к Этельфлэд:

– Ты говорила, что аббат Витред пришел из Нортумбрии?

– Это так.

– И ни с того ни с сего начал проповедовать о святом Освальде? – уточнил я.

– Преподобный святой Освальд был нортумбрийцем, – вставил епископ, будто это могло смягчить меня.

– Знаю! – рявкнул я. – И никому из вас не пришло в голову, что это Кнут убедил аббата Витреда отправиться на юг? Кнут правит в Нортумбрии, ему хотелось, чтобы мерсийская армия увязла в Восточной Англии, поэтому он закинул наживку в виде обещания чудотворных костей святого. Витред был его человеком! Дети Кнута называли его дядей!

Я не знал, все ли сказанное мной правда, но это было весьма вероятно. Кнут был очень хитер.