Тропой Койота. Плутовские сказки - Чарльз де Линт, Холли Блэк, Келли Линк, Делия Шерман, Джедедайя Берри, Джейн Йолен, Джеффри Форд, Кидж Джонсон, Ким Антио, Кристофер Барзак, Кэрол Эмшвиллер, Кэролайн Стивермер, Кэролин Данн, Кэтрин Вас, Майкл Кеднам, Мидори Снайдер, Нина Кирики Хоффман, Патриция Маккиллип, Пэт Мэрфи, Ричард Боус, Стив Берман, Теодора Госс, Уилл Шеттерли, Элизабет И. Уин, Эллен Кашнер, Эллен Клейджес (2007)

Название «Ами» не означает ровным счетом ничего, но я думаю, тайное, секретное значение у этого слова все же есть. Согласно «Толковому словарю тайных значений и скрытых смыслов», «Ами» означает «самая скучная дыра на всем белом свете». Все эти парни и девчонки в форме католических школ на тротуарах, все эти – будто прямиком из 1950-х – домохозяйки, прямо в передниках рассекающие на мопедах по улицам… словом, жить здесь было примерно так же весело, как в десятый раз смотреть по ящику что-нибудь типа «Предоставьте это Биверу».

Нет, дело было не только в домохозяйках на мопедах и японских ребятах в форме католических школ на улицах. Жизнь в Ами казалась ненастоящей не из-за них. Точнее, не только из-за них – они в это тоже кой-какой вклад вносили, но главное было в другом. Во всех этих странных символах вместо латинского алфавита на вывесках, и в радиодикторах, тараторящих из приемников какую-то непостижимую белиберду, и в телешоу, в которых не было ни малейшего смысла, и в том, что домашние принимали все это как должное. Все это вместе меня из равновесия и выбивало.

Папе помог поскорее акклиматизироваться на новом месте его босс, мистер Фудзита, поэтому он, наверное, никакой дезориентации и не почувствовал. А миссис Фудзита с мамой, похоже, твердо решили стать лучшими подругами. Таким образом, у папы с мамой имелись переводчики, и это здорово облегчало им жизнь. Мистер Фудзита помог отцу в покупке машины. Мама узнала от миссис Фудзиты, в каких магазинах лучшие продукты, а в каких ресторанах делают лучшие суши.

Папа работает в одной компании, что производит электронику, но упоминать ее название мне запрещает. Хотя о нем вы вполне можете догадаться сами. Этот бренд известен на всю Америку и рифмуется с английским словом «phony»[31]. Вот об этом-то слове мне и хотелось бы сейчас кое-что сказать. Обман! Липа! Именно так я и думал почти обо всех, с кем встречался в первые несколько недель. Все они были фальшивыми. Ненастоящими. Как – совершенно в духе Шекспира – сказал бы мой учитель английского там, дома: столкнулся я с культурой прохиндейства. С виду все гладко, все кланяются, извиняются, говорят, что это им следует благодарить тебя за предоставленную возможность преподнести тебе подарок, а я при этом неизменно чувствовал себя неловко. Вроде как виноватым.

Мне страшно не хватало американской прямоты. Чтобы кто-нибудь от души засигналил да заорал из окна машины: «Ну, какого хрена там застряли?!» Чтобы кто-нибудь сказал, что терпеть меня не может, и все такое прочее. Это же здорово помогает понять, как к тебе на деле относятся. Но японцы-то помешаны на деликатности! Ни слова не скажут в простоте. Если и злы, все равно продолжают улыбаться да твердить «спасибо-пожалуйста». Узнать, что у них на уме – дело безнадежное. Можно и не пытаться.

Когда я вернулся с той пробежки, моя сестра Лиз смотрела какое-то телешоу с ведущим, который просто обожал восклицать: «Хонто-о-о?!»[32] – и публика всякий раз смеялась. И Лиз тоже смеялась, будто понимала, в чем юмор. Хотя она-то юмор действительно понимала. В отличие от меня. Лиз было всего тринадцать, но последние три месяца до переезда она старательно осваивала японский и выучила два из трех их алфавитов. И, когда мистер Фудзита встретил нас в аэропорту, сумела поздороваться с ним по-японски. Конечно, сестру я очень люблю, однако умна она просто-таки не по годам. Порой казалось, что это не я, а она вот-вот окончит школу и поступит в колледж.

Услышав мои шаги, она оглянулась и, все еще хихикая, сказала:

– Коннити-ва, Элия. Гэнки десу ка?[33]

– Окей, наверное, – со вздохом ответил я.

Обычно я отказывался отвечать, если она заговаривала по-японски, но в этот день у меня уже не было сил на препирательства. Поэтому Лиз взглянула на меня с подозрением, и смех ее стих.

– Все окей? – переспросила она. – Нет, правда?

– Правда, – сказал я. – Все окей.