Написано кровью моего сердца. Книга 1. Перипетии судьбы - Диана Гэблдон (2014)

Его племянница, Дотти, была в невзрачном одеянии квакеров, хотя темно-синий цвет застиранного индиго удивительно шел к ее персиковой коже истинной англичанки, поэтому выглядела она, как всегда, очаровательно. Дотти кивнула полковнику Смиту и, поставив рядом с ним поднос, повернулась к заключенному. Голубые глаза изумленно полезли на лоб, и Грей за спиной полковника усмехнулся. Дензил наверняка ее предупреждал, но вряд ли она ожидала увидеть пугало с распухшим лицом и вытаращенным карминно-красным глазом.

Заморгав, Дотти сглотнула и что-то негромко сказала Смиту, вопросительно указав на пленника. Тот нетерпеливо кивнул, хватаясь за собственную ложку, и Дотти, взяв одну из обернутых полотенцем мисок, понесла ее к койке.

– Боже праведный, Друг, – негромко произнесла она. – Как же тебе досталось… Доктор Хантер говорит, тебе можно есть любую пищу. Чуть позднее он зайдет, чтобы наложить повязку на глаз.

– Благодарю вас, юная леди, – серьезно ответил Грей и, бросив поверх ее плеча взгляд на Смита (не следит ли за ними), спросил: – Это рагу из белки?

– Из опоссума, Друг. Вот, я принесла ложку. Мясо очень горячее, не торопись.

Встав так, чтобы заслонить его от Смита, она поставила замотанную миску ему на колени и, коснувшись тряпок, тут же указала на оковы, выразительно задвигав при этом бровями. Потом извлекла из кармана роговую ложку – а вместе с нею нож, который ловким движением фокусника сунула под подушку.

Пульс у нее на шее нервно бился, на висках выступил пот. Грей мимоходом погладил ее по руке и взялся за ложку.

– Спасибо. Скажите доктору Хантеру, я буду его ждать.

* * *

Веревка сделана из конского волоса, а нож оказался тупым, так что Грей успел не раз порезаться, прежде чем осторожно встать с койки. Сердце бешено стучало, под раненым глазом билась вена… Лишь бы сам глаз выдержал и не лопнул от давления.

Он поднял оловянный горшок, стоявший под койкой, и использовал его по назначению. Смит, благодарение богу, крепко спит, а если и проснется, то услышит привычные уху звуки, перевернется на другой бок и тут же задремлет снова, как делают все спящие.

Впрочем, полковник по-прежнему дышал ровно. Он тихонько похрапывал, будто жужжащая над цветком пчела, – и это было даже забавно. Грей медленно опустился на колени между своей койкой и матрасом полковника, подавив внезапное желание поцеловать того в ухо, уж больно манящим оно было: маленькое и ярко-розовое. Впрочем, через мгновение странный порыв развеялся, и Грей на четвереньках пополз к выходу. Цепи он обмотал полотенцем от горшка и марлей, которой Хантер перевязывал ему глаз. Однако все равно приходилось соблюдать осторожность. Если попадется, это будет скверно не только для него. Тогда Грей подставит Хантера и Дотти.

Весь день он прислушивался к тому, что происходит снаружи. Палатку сторожили два охранника, но сейчас они оба наверняка возле входа, греются у костра. Днем стояла жара, но к вечеру заметно похолодало.

Грей лег и торопливо прополз под холстиной, стараясь не слишком трясти палатку, хотя весь день то и дело пинал свой угол, чтобы теперь если кто и заметил содрогающиеся стены, списал бы это на обычную возню внутри.

Получилось!

Он позволил себе глотнуть воздуха – чистого, свежего, пахнущего листвой, – встал, крепко прижимая к себе кандалы, и тихонько побрел прочь от палатки. Бежать нельзя.

Недавно, когда Хантер к нему заглянул, а Смит как раз отлучился в уборную, у них вышел тихий, но очень жаркий спор. Хантер настаивал, чтобы Грей спрятался у него в фургоне. Он часто ездил в Филадельфию, все патрульные его знали и не стали бы лишний раз обыскивать. Грей был признателен доктору за помощь, но не мог подвергать его, не говоря уж о Дотти, такой опасности. На месте Смита он первым же делом запретил бы всем покидать лагерь, а вторым – перетряс его сверху донизу.

– Ладно, – сказал Хантер, оборачивая голову Грея длинным бинтом. – Может, ты и прав.