Полуночный танец дракона - Рэй Брэдбери (2002)

– Не проклят, а благословлен свыше. Да ты уже благословлен – генетически.

– Я не хожу в церковь.

– А тебе и не надо, – сказал я. – Ну, все, можешь быть свободен. Мне нужно немного прийти в себя. Нельзя быть таким гениальным – это богохульство. Рядом с тобой я чувствую себя каким-то дворовым псом. И восхищаюсь, и завидую. И почти ненавижу. В общем, катись к чертовой матери!

Саймон Кросс ошалело улыбнулся и вышел, а я остался сидеть – и пачка обычной белой бумаги буквально жгла мне пальцы. Не прошло и двух недель, как я продал эти сказки – все до одной. Сказки, написанные девятнадцатилетним мужчиной-ребенком, который при помощи обычных слов мог и ходить по воде, и свободно парить в воздухе.

Сказать, что они потрясли всю страну – это не сказать ничего.

– Где ты откопал этого писателя? – спрашивали меня.

– Да это же просто внебрачный сын Эмили Дикинсон от Скотта Фицджеральда[5]. Ты – его агент?

– Нет. Ему не нужен агент.

После этого Саймон Кросс написал еще с десяток рассказов, которые сразу с конвейера ушли в печать и тоже получили признание критики.

Саймон Кросс. Саймон Кросс. Саймон Кросс…

Я был его отцом-прародителем, его живым первооткрывателем. Я был его завистником – и другом, который прощал ему все.

Саймон Кросс.

А потом случилась… Корея.

Я помню, как он стоял на крыльце моего дома в белой морской униформе, загорелый, пока еще не бритый под ноль, и, казалось, глазами готов был выпить весь этот мир до дна. В руках он сжимал свой последний рассказ.

– Возвращайся скорей, милое дитя, – сказал я.

– Какое я вам дитя?

– Вечное дитя Господа, вечный его свет. Ты должен жить. Не поддавайся славе.

– Ладно, не буду. – Он обнял меня и убежал.

Саймон Кросс. Саймон Кросс.

Война закончилась, время ушло – и он пропал. Неподражаемый гений, чудо-ребенок… Пропал на десять лет, потом – еще на двадцать. И все это время – только слухи. Говорили разное. Что он осел где-то в Испании. Женился на хозяйке замка. Стал чемпионом в стрельбе по голубям. Кто-то клялся, что видел его в Марокко или в Марракеше… И вот пролетает еще десяток лет – и после сорокалетнего молчания он вдруг вырастает на пороге 1998 года, пугая моих охотников за автографами – и словно издеваясь над самим фактом существования моей Машины времени. Пусть даже она бесцельно простаивает на чердаке, питая меня иллюзиями о том, что Время у меня в руках.

Саймон Кросс, мать его. Саймон Кросс…

– А ну, пошел отсюда, урод! – проорал я на весь магазин.

Ходячая смерть испуганно отпрянула – и инстинктивно закрыла руками лицо.

– Какого черта – где ты пропадал все это время?! – продолжал вопить я. – Как ты вообще до такого докатился? Господи, ты только посмотри, что с тобой стало… Ну-ка, выпрямись! Это вообще ты?

– Да я, я – только…

– Заткнись, ничтожество! Лучше скажи, что ты сделал с тем прекрасным юношей? Мерзкая ты харя…

– Каким еще… юношей? – прошамкала ходячая смерть.

– С собой – с каким же еще! Ты же был – гений. Весь мир валялся у твоих ног. Ты мог писать вверх ногами и задом наперед – из-под твоего пера выходили только перлы! Жемчуга самой высокой пробы! Ты хоть сам понимаешь, что ты наделал?

– Ничего не наделал…

– Ничего… Вот именно, что ничего! Да тебе достаточно было только свистнуть, только мигнуть – и у тебя бы было все!

– Не бейте меня!

– Не бить? Да тебя убить мало! Не бейте! Врезать бы тебе как следует!

Я огляделся в поисках тупого тяжелого предмета. Но обнаружил только собственные кулаки. Бросив на них отчаянный взгляд, я уронил руки.

– Да ты… ты вообще знаешь, что такое жизнь, ты, безмозглый придурок? – выпалил я.

– Жизнь? – выдохнул старец.