– Уверен ли он?! – прогремел Россетти, в свою очередь, перевешиваясь через перегородку. – Конечно, уверен, разрази меня гром! Что еще могло так смердеть? Уж не кисти и не краски, это уж точно! Тебе еще повезло, любезный, что эта неприятность случилась с Луисом, а не со мной. Я не такой добряк, как он. Уж я бы…

– Габриэль, прошу тебя… – Луис сделал слабую попытку утихомирить приятеля. Когда он снова заговорил с Сайласом, его голос звучал значительно мягче. – Мне не хотелось бы этого говорить, но как раз из-за запаха у меня и возникли кое-какие сложности. Моя натурщица – моя «леди Гижмар» – удрала. Она заявила, что не может находиться в доме, где так сильно воняет, а я как раз нахожусь на том этапе работы, когда натурщица мне совершенно необходима.

Сайлас крепче сжал бокал в кулаке.

– Прошу прощения, сэр. Мне очень жаль, но… Ума не приложу, что могло случиться с чучелом. Разумеется, я возмещу вам все расходы, – нехотя добавил он, и, хотя Луис отмахнулся от его предложения, это не улучшило настроения Сайласа. Где он мог ошибиться? Неужели, подумалось ему, он так увлекся работой над другим образцом – над летучей мышью, кажется, – что позабыл как следует высушить голубку? Что ж, придется настоять, чтобы художник взял взамен чучело летучей мыши. О том, сколько он потеряет на этом деле, Сайлас решил не думать, но лоб его пошел озабоченными морщинами. У него, разумеется, были кое-какие сбережения, но, пожалуй, все они уйдут на оплату аренды. Впрочем, свое он все равно возьмет: теперь главное – не поссориться с художниками, и тогда со временем он повысит цены на новые заказы и вернет все, что потерял.

– Из-за твоей тухлой птицы у Луиса возникли серьезные трудности! – заявил Россетти так громко, что даже Марго в соседней кабинке перестала взвизгивать, а Сайлас уставился на свой бокал, не в силах вынести презрительного пренебрежения на лицах других клиентов. Да, он совершил промах, но Россетти было вовсе не обязательно оповещать об этом всю округу.

– Не такие уж серьезные, если говорить откровенно… – начал было Луис.

– А как еще прикажешь говорить?! – фыркнул Россетти. – Твою голубку сожрали черви, и все, что от нее осталось, покоится теперь на дне Темзы. А твоя натурщица – эта торговка с рынка, которая не может и секунды посидеть спокойно…

– Она шевелилась только время от времени, когда ей становилось совсем невмоготу…

– Теперь это уже не важно, а важно, что она тебя покинула, потому что твоя мастерская пропахла мертвечиной, точно старый склеп.

– Быть может, Сид согласится мне немного попозировать. А если нет, я найду подходящую натурщицу в какой-нибудь таверне, – возразил Луис.

Россетти снова фыркнул.

– Если ты имеешь в виду мисс Сиддал, то на нее можешь не рассчитывать – ее пишет Джонни. В общем, теперь у тебя ни птицы, ни натурщицы. У тебя вообще ничего нет, кроме надежды когда-нибудь заполучить и то и другое. Чистый холст и пара набросков с птицы не в счет – с этим ты вряд ли осмелишься пойти в Академию. – С этими словами Россетти соскользнул с перегородки и снова уселся на скамью, сложив пальцы домиком. – А ты говоришь – ничего страшного…

Луис нахмурился.

– Но у меня, по крайней мере, есть моя идея. Я очень ясно представляю себе, какой должна быть моя картина, и я ее напишу. И она будет выставлена в Академии, пусть даже… – Он немного помолчал. – Пусть даже на ней будет одна только девушка, без голубки.

– Ты прав, – вмешался Милле, сочувственно похлопывая приятеля по плечу. – Главное – идея. Что касается деталей, то с ними как-нибудь решится само.

– Кроме того, Кадавр… – продолжил Россетти, снова поворачиваясь к Сайласу, и тот невольно поморщился.

– Мистер Сайлас, – поправил Луис.