Дворец ветров - Мэри Маргарет Кей (2012)

Как младший офицер разведчиков, он ежедневно должен был посвящать значительную часть времени изучению пушту и хиндустани, из которых первый являлся наречием пограничных жителей, а второй – общераспространенным в Индии языком, принятым в Индийской армии. Но хотя Аш хорошо владел обоими языками, он до сих пор не научился читать и писать на них так же бегло, как говорил, и теперь усердно занимался с пожилым мунши и, будучи сыном Хилари, делал большие успехи. Это обстоятельство, следует заметить, не сыграло особой роли, когда он держал квалификационный письменный экзамен – и не выдержал, к великому своему удивлению и к ярости мунши, который доложил о случившемся командующему и сердито заявил, что Пелам-сахиб не мог провалиться: у него никогда еще не было столь способного ученика и, по всей видимости, ошибка допущена со стороны экзаменаторов – может, какая-нибудь опечатка? Бумаги не подлежали возврату, но командир полка обратился к одному своему другу в Калькутте, который, взяв с него обещание не предпринимать никаких действий, разыскал в папках экзаменационную работу Аша и обнаружил там написанное красными чернилами поперек страницы краткое замечание: «Безупречно. Этот офицер явно пользовался шпаргалкой».

– Велите мальчику в следующий раз сделать несколько ошибок, – посоветовал друг командиру.

Но Аш никогда больше не держал экзамена.

В ноябре начались учения эскадрона, и Аш сменил жаркую комнату в форте на палатку на равнине за рекой. Лагерная жизнь с долгими днями в седле и морозными ночами в палатке под открытым небом нравилась ему гораздо больше, чем рутина военного городка, и после заката, когда усталый эскадрон заканчивал ужин и товарищи-офицеры, пресыщенные свежим воздухом и утомленные трудными тренировками, засыпали, Аш присоединялся к группе солдат у одного из костров и слушал разговоры.

Для него это была чуть ли не лучшая часть дня, и за часы, проведенные таким образом, он узнал о своих подчиненных гораздо больше, чем смог бы узнать в ходе обычного исполнения служебных обязанностей, – не только об их семьях и личных проблемах, но и об особенностях их характеров. В свободной и непринужденной обстановке люди проявляют такие стороны своей натуры, каких не обнаруживают в служебное время, и, когда свет костра мерк и лица становились неразличимыми в тени, мужчины обсуждали многие предметы, которых в обычных обстоятельствах не стали бы затрагивать в присутствии фаранги. Разговоры велись на самые разные темы – от проблем отдельных племен до теологических вопросов, и как-то раз один совар из патханов, недавно имевший беседу с миссионером (глубоко озадачившую обоих и не приведшую к взаимопониманию), настойчиво попросил Аша растолковать ему насчет Троицы.

– Миссионер-сахиб говорит, что он тоже верит в Единого Бога, – сказал совар, – но что его бог является тремя богами в одном. Как же такое может быть?

После минутного раздумья Аш взял крышку жестянки из-под печенья, которой кто-то пользовался вместо тарелки, капнул по капле воды в три ее угла и сказал:

– Смотри: вот три отдельные капли, верно? Каждая сама по себе.

Когда все взглянули и согласились, он наклонил крышку так, что три капли стеклись в одну большего размера.

– А теперь скажи, где тут каждая из трех? Теперь здесь только одна капля, но при этом в ней содержатся все три.

Мужчины одобрительно загудели, стали передавать крышку из рук в руки, внимательно разглядывая и высказывая свои соображения, и Аш мгновенно приобрел репутацию великого мудреца.