Дворец ветров - Мэри Маргарет Кей (2012)

Возможно, в других обстоятельствах Сита тоже испытала бы подобные сомнения. Но сейчас она увязала в разорванную напополам скатерть столько всего, сколько могла унести: хлеб, холодное карри, миску чечевицы, остатки рисового пудинга, несколько вареных картофелин, свежие фрукты, пирог с вареньем, половину кекса с изюмом и сухое печенье. Она также нашла в кладовой молоко, но уже скисшее, и жестяные банки с разными консервированными продуктами, слишком тяжелые, чтобы брать их с собой. Среди разбитых винных бутылок она отыскала одну целую, хотя и пустую, и набрала в нее холодной воды из глиняного чатти у кухонной двери, после чего поспешно вернулась к Ашу.

Небо с каждой минутой становилось все светлее, и скоро вчерашние мародеры, бадмаши с базаров, проснутся после своих ночных бесчинств и вернутся в военный городок проверить, не проглядели ли они чего-нибудь ценного. Задерживаться здесь даже минутой дольше было небезопасно, но сначала нужно было снять с малыша предательский матросский костюмчик, что Сита и сделала дрожащими от волнения и спешки руками.

Аш не понял, зачем она потрудилась нарядить его в дурацкую одежку, если почти сразу снова переодела во все старое, но обрадовался перемене платья и облегченно вздохнул, поняв, что никогда больше не будет носить матросский костюмчик, ведь Сита оставила его под перечным деревом. Пока он уплетал рисовый пудинг, Сита набрала в медный лота воды из маленького колодца среди вытоптанных олеандровых кустов и напоила осла из кожаного ведра. Затем они снова сели верхом и в жемчужно-сером свете зари нового дня двинулись по направлению к Великой колесной дороге, которая тянулась на север, к Карналу и Пенджабу.

Осел предпочел бы идти по ровным дорогам военного городка, но сейчас, когда небо посветлело, Сита видела, что большинство бунгало уничтожены огнем и над тлеющими руинами среди обугленных деревьев все еще поднимаются призрачные столбы дыма. Это зрелище усугубило ее страхи, и, отказавшись от мысли пересечь военный городок, она повернула назад к Гряде и темной громаде Флагштоковой башни, где Делийская дорога уходила на север, к Великой колесной дороге.

Глядя назад с горного гребня, с трудом верилось, что некогда оживленный городок, лежащий внизу, превратился в пустынные горестные руины. Деревья скрывали от взора страшные пожарища, а лениво всплывающие ввысь струи дыма, разгоняемого легким ветром и образующего тонкую туманную пелену над селением, могли бы подниматься от кухонных очагов, на которых готовится пища для пропавшего гарнизона. По другую сторону Гряды простиралась плоская равнина с вьющейся по ней серебряной лентой Джамны, окаймленной белыми песчаными берегами, и широкой полосой пахотных земель, а в полутора милях от нее смутно виднелись стены и купола Дели, словно плывущего по туманам, что поднимались от реки. Длинная белая дорога, прямая, как клинок меча, тянулась от Флагштоковой башни к Кашмирским воротам, но в этот ранний час на ней не наблюдалось никакого движения. Даже воздух был недвижен, и в мире царила такая тишина, что Сита слышала петушиный крик, доносящийся из какой-то далекой-далекой деревни за каналом Наджафгар.

Гряда тоже казалась пустынной, хотя даже здесь землю усыпали безмолвные свидетельства вчерашней паники: детский башмачок, кукла, игрушки, книги; отделанный розовым кружевом и лентами капор, висящий на терновом кусте; тюки и коробки, потерянные владельцами в темноте или брошенные в горячке бегства; опрокинутая собачья тележка с поврежденным колесом и сломанными оглоблями. Ночная роса сверкала россыпями драгоценных камней на раскиданных повсюду предметах и покрывала траву пленкой серебра, но она уже начинала высыхать под первым жарким дыханием наступающего дня, и птицы уже принимались щебетать и чирикать в терновых кустах.