Смерть тоже ошибается… - Фредрик Браун (1949)

Когда я вернулся, дядя Эм уже встал и оделся. Он где-то достал опилки и теперь разбрасывал их на земле перед нашей будкой.

– Здорово, парень! – воскликнул он. – В город ездил?

– Ага. Рано проснулся и больше не мог спать. Как тебе погода?

– Может, слегка поморосит. Но работа будет, посетители явятся из города взглянуть на место, отмеченное крестом.

– Значит, ты видел газету?

– Нет. Но я помню уроки географии в школе: место всегда отмечено крестом, а полиция гадает почему.

– Они все еще гадают.

– Если уж ты выбрался в город, почему не остался, чтобы посмотреть кино?

– Я случайно столкнулся с Ритой. Она возвращалась в цирк, вот я и поехал вместе с ней.

– Ясно, – кивнул дядя Эм и внимательно посмотрел на меня. – Осторожнее, парень.

– Ты меня ни о чем таком не предупреждал вчера, когда велел покатать ее на авто. – Я широко улыбнулся. – Так или иначе, мне ничто не угрожает. Она на меня дважды не посмотрит.

– Хватит и одного раза, если она посмотрит, как надо. Не следует себя недооценивать, Эд. Может, ты и не красавец, но внешность у тебя романтическая. Скоро тебе придется отгонять от себя женщин бейсбольной битой.

– Ага, – сказал я. – А больше ничего нового?

Он понял, о чем я, и ответил:

– Не особо. Некоторое время назад заходил Вайсс.

– Вайсс?

– Армин Вайсс, капитан детективов или кто там он у них. Я так понял, он говорил с тобой сегодня утром.

Я кивнул.

– Очень дотошный малый, – продолжил дядя Эм. – Хотел знать, не спал ли ты, когда я ложился вчера ночью. Я сказал, что не спал. Что ты натворил, проговорился о чем-то, чего не должен был знать?

– Именно, – подтвердил я. – Я знал, что убитый – лилипут, хотя объяснил, что отправился спать до того, как приехали копы, и ни с кем утром не разговаривал.

– Я так и подумал. Из тебя бы вышел тот еще преступник.

– Ладно, останусь честным человеком. Между прочим, Вайсс всех нас, циркачей, считает мошенниками.

Дядя Эм усмехнулся и снова принялся разбрасывать опилки.

– Помочь тебе? – спросил я.

– Не в этой одежде.

Я переоделся, но к тому времени, как я вернулся, дядя уже закончил работу и сидел возле стойки, жонглируя тремя бейсбольными мячами, образуя в воздухе маленький аккуратный круг. Я тоже попробовал, но бо́льшую часть времени потратил на то, чтобы подбирать их.

– Парень, – произнес дядя Эм после того, как я в десятый раз уронил мяч. – Жонглер из тебя никудышный. Брось ты это занятие.

– Кем же мне стать?

– Может быть, тромбонистом?

– Нет, – возразил я. – У меня нет таланта. Я могу вызубрить отдельные номера, если приложу достаточно усилий, но не умею импровизировать, как настоящие трубачи. Допустим, если кто-нибудь другой за рулем, я могу поехать кататься, но сам рулить не могу.

– Многие музыканты не могут, но на жизнь, однако, зарабатывают.

– Я бы не хотел быть одним из них. Играть-то я продолжу, но не желаю зарабатывать этим на жизнь. Пусть это доставляет мне удовольствие.

Дядя Эм кивнул, и вскоре я опять спросил, на что я, по его мнению, гожусь.

– Может, ты годишься на то, чтобы быть Эдом Хантером. Тебе это никогда не приходило в голову?

Я задумался.

– На этом денег не заработаешь, – заявил я.

Он перестал жонглировать мячами и посмотрел на меня:

– Тебе нужны деньги, Эд? Дела у нас идут неплохо. Я могу тебе немного дать. Сколько ты хочешь? Пятьдесят? Сотню?

Я покачал головой:

– У меня пока есть. Слушай, дядя Эм, ты уверен, что я тебе в ближайшее время не нужен? Я бы сходил погулять.

– Иди.