Золотой век Испанской империи - Хью Томас (2010)

Из других монахов наиболее интересной фигурой был фрай Торибио де Паредес. Он родился в городке Бенавенте, названием которого пользовался в качестве имени, прежде чем принял прозвище Мотолиния, которое означало «бедняк, бедный человек» на языке науатль – очевидно, он где-то услышал, как к нему обращаются, используя это слово{137}. Это был умный, страстный и благородный человек, неоднократно выражавший свое восхищение величием старой империи мешиков, – но отвращение к ее религии. Их пеший поход произвел на него огромное впечатление: «Некоторые деревни [в Новой Испании] расположены на горных вершинах, – писал он, – другие в клубине долин, так что божьим людям приходится то карабкаться под облака, то временами спускаться в пропасть. Местность здесь сильно пересеченная, а из-за высокой влажности многие места покрыты грязью, ввиду чего встречается много мест, где легко поскользнуться и упасть»{138}. Мотолиния пространно описывал собственные впечатления, ввиду чего его «Memoriales» и «Historia»[27] до сих пор имеют неоценимое значение{139}.

Среди других францисканцев были престарелый Франсиско де Сото, суровый фрай Мартин де ла Корунья, талантливый фрай Хуан Суарес, ставший первым «хранителем» (т. е. настоятелем) монастыря Уэхоцинго, фрай Антонио де Сьюдад-Родриго, фрай Гарсия де Сиснерос, который был вдохновителем художественного училища в Тлателолько, законовед фрай Франсиско Хименес, а также два послушника – фрай Андрес де Кордоба и фрай Хуан де Палос. Это были великие люди, которые взяли на себя инициативу сделать Новую Испанию сияющей обителью христианства.

Эти двенадцать человек босиком продвигались к Мехико-Теночтитлану. Кортес, впрочем, приказал, чтобы перед ними расчищали дорогу и строили им укрытия повсюду, где бы они ни захотели отдохнуть. Однако путешествие все равно было трудным, поскольку погода стояла жаркая, на пути постоянно попадались ущелья или горные потоки, а москиты и змеи набрасывались на путников с неослабевающей яростью. Вначале францисканцы пришли в Тласкалу, и лишь потом, в середине июня, Кортес принял их в Мехико-Теночтитлане, встретив их на коленях – жест, весьма впечатливший старых мешикских правителей, таких как Куаутемок, которые были свидетелями этой встречи. Прибыв, двенадцать монахов естественным образом присоединились к трем другим францисканцам, уже бывшим в столице.

Вскоре после этого они устроили общее собрание, на котором присутствовали все пятнадцать францисканцев, – вероятно, в то время больше не нашлось бы во всей Новой Испании. Они согласились, что начнут строить четыре обители (в Мехико, Тескоко, Тласкале и Уэхоцинго), для чего получат необходимую финансовую поддержку у капитан-генерала. При каждой будут жить четыре монаха, и каждая станет распространять учение и обращать в христианство туземцев на обширной территории{140}. Эти монахи уже имели формальную беседу с мешикскими жрецами, надеясь обратить их в христианство. Те отвечали им: «Разве недостаточно того, что мы потеряли? Того, что мы потеряли сам наш образ жизни? Того, что мы были уничтожены? Делайте с нами все, что вам угодно. Таков наш ответ, о наши владыки, – это всё, что мы можем ответить на ваши слова!»{141}

Единственными доступными ныне текстами, дающими представление о том, как выглядели эти первые наставления, являются проповеди, которые читали францисканцы, а также несколько бесед, записанных фраем Бернардино де Саагуном в его «Флорентийском кодексе»{142}. Собственно катехизис до нас не дошел, но предваряющие его рассуждения представляют интерес. Монахи говорили мешикским жрецам: