Воронята - Стивотер Мэгги (2012)

— Плохо, — эхом повторила Персефона. А затем. — О, ну, это не совсем верно. В конце концов, мне придется придумать какое-нибудь собственное слово для описания этого.

— Над чем трудишься?

Частенько, Персефона работала над своей нескончаемой кандидатской, но из-за того, что этот процесс, казалось, требовал раздражающей, окружающих, музыки и частых перекусов, она редко занималась ею во время утренней спешки.

— Всего-то чуть-чуть, — сказала печально Персефона.

Или возможно глубокомысленно. Было трудно различить, да и Блу не стала спрашивать. У Персефоны был любовник или муж, который то ли умер, то ли был где-то за рубежом (что касаемо Персефоны, то тут никогда ничего нельзя было сказать наверняка) и та вроде как скучала по нему, или, по крайней мере, заметила, что его нет, что было ощутимо для Персефоны. И опять же, Блу не хотела спрашивать. От Моры, Блу унаследовала нелюбовь к наблюдению за плачущими людьми, поэтому она никогда не любила участвовать в беседе, которая может привести к слезам.

Персефона положила свои рецепты, таким образом, чтобы Блу видела их. Она только, что написала слово «три» три раза тремя различными почерками и нескольких дюймах, она скопировала рецепт приготовления крема бананового пирога.

— Важные вещи лучше записать три раза? — предположила Блу.

Это было любимым выражением её матери.

Персефона подчеркнула столовой ложкой в рецепте слово «ваниль». Голос ее был далеким и неопределенным.

— Или семь. Столько ванили. Спрашивается, не опечатка ли это.

— Спрашивается, — повторила Блу.

— Блу! — гаркнула Мора. — Ты еще здесь?!

Блу не ответила, потому как Персефона не любила пронзительные крики и звуки, которые похоже у ней сливались в нечто целое. Вместо этого девушка сказала:

— Я тут кое-что нашла. Если я покажу тебе это, ты же никому не расскажешь?

Но это был глупый вопрос. Персефона едва ли кому-нибудь рассказала что-нибудь, даже если это не секрет.

Когда Блу протянула журнал, Персефона поинтересовалась:

— Мне следует его открыть?

Блу взмахнула рукой, дескать, да и давай по быстрее. Она заерзала на кровати, пока Персефона листала страницы, при этом с не выражающим ничего лицом.

Наконец, Блу спросила,

— И?

— Очень симпатично, — вежливо ответила Персефона.

— Это не моё.

— Что ж, вижу.

— Это было забыто в Ни… постой, почему ты так говоришь?

Персефона перелистывала страницы туда и обратно. Её осторожный, детский голосок был достаточно тих, так что Блу пришлось задержать дыхание, чтобы расслышать её.

— Это определенно журнал парня. Здесь собрано то, что всегда его привлекало, он будет разыскивать эту вещь. Которую ты уже нашла.

— БЛУ! — взревела Мора. — Я НЕ БУДУ СНОВА КРИЧАТЬ!

— Как думаешь, что я должна сделать?

Как и Блу, Персефона провела пальцами по различным газетным вырезкам. Она поняла, Персефона была права: если бы журнал принадлежал ей, она бы просто переписала, интересующую её информацию, нежели вырезала и вклеивала их. Фрагменты были интригующими, но не необходимыми; кто бы ни составлял этот журнал, должно быть ему нравиться сам процесс охоты, исследования. Эстетические свойства журнала не могут быть случайными; это было академическое произведение искусства.

— Итак, — сказала Персефона. — Для начала, ты могла бы узнать, чей это журнал.

Плечи Блу поникли. Это был безжалостно правильный ответ, и тот, который она могла бы ожидать от Моры или Кайллы. Конечно, она понимала, что должна вернуть журнал законному владельцу. Но какое в этом удовольствие?

Персефона добавила:

— Затем, я думаю, тебе лучше выяснить правдиво ли содержание. Как считаешь?

12

Адам не ждал возле ряда почтовых ящиков утром.