Германия: самоликвидация - Тило Саррацин (2010)

«Ведь все они хотят, но не имеют шансов». Эта фраза верна для некоторых, а для многих – нет. Впрочем, с «хотением» дело обстоит следующим образом. Будучи 13-летним школьником, я хотел изучать латынь, хотел каждый день заучивать по целой странице новых слов, но не делал этого, несмотря на бесконечные напоминания родителей и учителей. В итоге я остался на второй год, причем с плохой отметкой по латыни, которую получил вполне справедливо. Это явилось для меня хорошим уроком; я раз и навсегда понял, что никто не вставит мне в голову латинские слова просто так. На меня подействовала санкция, а также страх не справиться (он, кстати, действует и поныне); они-то и стимулировали мой дальнейший путь в получении образования. Если бы мои родители были необразованными людьми и получали Hartz IV, я бы, пожалуй, тоже пошёл по их стопам, много ли понимаешь в 13 лет! У кого отсутствует честолюбие и кто не боится нужды, того нечем мотивировать и совершенно нечем испугать.

Политика рынка труда и социальная политика в нашей стране построены, таким образом, на иллюзиях в отношении человеческой природы. Правда, сегодня бесспорно то, что рационально действующий homo oeconomicus[32] – это искусственная модель хотя бы потому, что рациональность при зачастую противоречивых и меняющихся собственных предпочтениях вообще трудно определить, а при неизвестных общих условиях ещё труднее выдержать до конца. Человек когнитивно перегружен предпосылкой рациональности{193}. Но на всяком когнитивном уровне он очень даже хорошо следует непосредственно ощущаемой им собственной выгоде. Гипотеза, которая гласит, что человек в случае сомнения действует себе на пользу, как правило, находит своё подтверждение.

Однако этим далеко не исчерпывается и не объясняется сложность управляемого инстинктом и культурно внушённого поведения. На генетическое формирование человека накладывается культурное формирование общества, в котором он социализируется, а к этому добавляется влияние его непосредственного окружения. В такой же степени в человеческой истории играет роль не только генетическая эволюция, происходящая путём естественного отбора, но и культурная эволюция, которая может вести людей и целые общества в диаметрально противоположных направлениях{194}. Секуляризованное индустриальное общество, в котором мы живём, представляет собой лишь одно из многих мыслимых направлений развития с многочисленными модификациями. Разумеется, южноитальянское общество функционирует совершенно иначе, чем общество в Швабии, и оба они совсем не похожи на общество американского Среднего Запада.

Такое разное культурное и цивилизационное развитие ведёт к различиям в том, что касается продолжения рода и выживания, и порождает также всевозможные генетические проявления. Здесь культурное развитие и естественный отбор воздействуют друг на друга. Известно, например, что цвет кожи в неодинаковых условиях отбора проходит процессы приспособления к этим условиям, что проявляется уже через несколько поколений. В принципе это верно и для физических возможностей, ментальных установок и интеллектуальных свойств. Поэтому вполне естественно, что народы и типы обществ с различными культурными традициями в той или иной степени подстраиваются к требованиям современного индустриального общества и находятся в совершенно разных состояниях развития.

Современное социальное государство отменило действовавший с самого начала человеческой истории механизм селекции, исключив смертность из материального статуса, – и правильно поступило. Далее оно отключило обеспечение по старости от репродуктивного поведения, что существенно поспособствовало тому, что норма нетто-репродукции многих современных индустриальных обществ упала намного ниже уровня, способного поддерживать численность населения.