Настоящий английский детектив. Собрание лучших историй - Гилберт Кит Честертон, Артур Конан Дойл, Уилки Коллинз, Эдгар Уоллес, Матиас Бодкин, Эрнест Уильям Хорнунг (2017)

— Быть может, да, быть может, нет. Вскоре я смогу сказать побольше. Любая деталь, которая укажет, что именно могло оставить подобные рубцы, намного приблизит нас к изобличению преступника.

— Эта идея, возможно, абсурдна, — сказал инспектор. — Но если к спине была прижата раскаленная проволочная сетка, то эти выделяющиеся точки указывают места, где ячейки сплетались.

— Весьма остроумное уподобление. Или, скажем, очень жесткая девятихвостка с твердыми узелками.

— Черт возьми, мистер Холмс, думаю, вы попали в точку!

— Или, возможно, причина окажется совсем иной, мистер Бардл. Ваши улики слишком слабы для ареста. А кроме того, мы имеем эти последние слова — «львиная грива».

— Я прикидывал, не могло ли это быть «Йен…».

— Да, я это взвешивал. Имей второе слово хоть какое-то созвучие с «Мэрдок»… Но ведь нет. Это был почти вопль. Нет, я уверен, это была «грива».

— И альтернативы у вас нет, мистер Холмс?

— Не исключено. Но я предпочту не обсуждать ее, пока для обсуждения нет чего-либо более определенного.

— И когда же это будет?

— Через час или раньше.

Инспектор потер подбородок и посмотрел на меня с сомнением в глазах:

— Хотел бы я знать, что у вас на уме, мистер Холмс. Не рыбачьи ли баркасы?

— Нет-нет! Они находились слишком далеко.

— Ну, значит, это Беллами и его силач-сынок? Они не слишком жаловали мистера Макферсона. Не могли ли они расправиться с ним?

— Нет-нет, вы из меня ничего не вытянете, пока я не буду готов, — сказал я с улыбкой. — А теперь, инспектор, нас обоих ведь ждут свои дела. Пожалуй, если бы вы встретились здесь со мной ближе к вечеру…

Тут нас внезапно и сокрушительно прервали, что явилось началом конца.

Моя входная дверь распахнулась, в коридоре послышались спотыкающиеся шаги, и в комнату, шатаясь, вошел Йен Мэрдок, бледный, растрепанный, одежда в диком беспорядке. Сведенными судорогой руками он цеплялся за мебель, чтобы не упасть.

— Бренди, бренди! — еле выговорил он и со стоном рухнул на кушетку.

Следом за ним вошел Стэкхерст. Без шляпы, задыхаясь, почти в таком же расстройстве, как и Мэрдок.

— Да-да, бренди! — воскликнул он. — У него не осталось никаких сил. Мне еле удалось дотащить его сюда. По дороге он дважды терял сознание.

Полстопки крепкого алкоголя сотворили чудо. Опираясь на руку, он приподнялся и сбросил плащ с плеч.

— Бога ради, мази, опиума, морфия! — вскричал он. — Что угодно, лишь бы облегчить эту адскую боль!

Мы с инспектором ахнули. Его обнаженные плечи покрывала такая же сеть красных воспаленных рубцов, какая знаменовала смерть Фицроя Макферсона.

Боль, очевидно, была нестерпимой и отнюдь не локальной. Дыхание страдальца внезапно прерывалось, лицо чернело, и, хрипя, он прижимал руку к сердцу, а со лба скатывались капли пота. В любую секунду он мог умереть. Вновь и вновь бренди вливалось ему в горло, и каждая новая доза опять возвращала его к жизни. Ватные тампоны, смоченные оливковым маслом, казалось, смягчали ему боль от таинственных рубцов. Наконец его голова тяжело упала на подушку. Измученная природа прибегла к последнему запасу жизненных сил. Это был полусон и полуобморок, но по крайней мере он не чувствовал боли.

Расспросить его было невозможно, но едва его состояние нас обнадежило, Стэкхерст обернулся ко мне.

— Бог мой! — вскричал он. — Что это, Холмс? Что это?

— Где вы его нашли?

— На пляже. Точно на том месте, где бедный Макферсон встретил свой конец. Будь его сердце таким же слабым, как у Макферсона, его бы сейчас здесь не было. Пока я тащил его наверх, мне все время казалось, что он уже мертв. До «Фронтона» слишком далеко, вот я и свернул к вам.

— Вы видели его на пляже?