Настоящий английский детектив. Собрание лучших историй - Гилберт Кит Честертон, Артур Конан Дойл, Уилки Коллинз, Эдгар Уоллес, Матиас Бодкин, Эрнест Уильям Хорнунг (2017)

Ждать пришлось недолго. Не успел я устроиться в своем кресле, как почувствовал густой мускусный запах, всепроникающий и тошнотворный. Едва я его вдохнул, как мой мозг и мое воображение вырвались из-под контроля. Непроницаемая черная туча заклубилась перед моими глазами, и мое сознание подсказало мне, что в этой туче, пока еще не видимое, но готовое кинуться на меня, скрывается все смутно жуткое, все чудовищное, все невыразимо гнусное, что только есть во Вселенной. Неясные силуэты свивались и плавали в смоляной тьме, и каждый был угрозой и предвестием чего-то грядущего, приближения не поддающегося описанию нечто, и оно уже совсем на пороге, и даже тень его уничтожит мою душу. Мной овладел леденящий ужас. Я ощутил, что мои волосы встают дыбом, что мои глаза выпучиваются, что мой рот открылся и язык в нем — будто лоскут шершавой кожи. Напряжение моего мозга достигло предела, и что-то должно было вот-вот лопнуть. Я попытался закричать и уловил глухой хрип — это был мой собственный голос, но какой-то далекий, отъединенный от меня. В тот же миг в непроизвольной попытке спастись я прорвался сквозь эту тучу отчаяния и увидел лицо Холмса, белое, окостеневшее в гримасе ужаса — то самое выражение, какое я видел на лицах умерших. Вот это-то почти бредовое видение на мгновение вернуло мне здравость рассудка и силы. Я вскочил с кресла, обхватил Холмса обеими руками и секунду спустя упал с ним на траву, и мы лежали бок о бок, чувствуя только великолепие солнечного сияния, которое прорывалось сквозь адскую тучу ужаса, засосавшую было нас. Медленно она рассеивалась, будто туманы над лугами, пока к нам не вернулись душевный покой и рассудок. Мы приподнялись и сели в траве, утирая наши потные лбы и со страхом глядя друг на друга, не сохраняются ли следы этого жуткого эксперимента, которому мы себя подвергли.

— Боже мой, Ватсон! — наконец сказал Холмс прерывающимся голосом. — Примите мою благодарность и мои извинения. Это был недопустимый эксперимент даже над самим собой и вдвойне — над другом. Я правда крайне сожалею.

— Вы же знаете, — ответил я с чувством, так как никогда еще Холмс не открывал свое сердце, — для меня величайшая радость и честь помогать вам.

Он немедленно вернулся к полушутливой и полусаркастической манере, обычно свойственной ему в общении с теми, кто его окружал.

— Было совершенно излишне ввергать нас в безумие, мой милый Ватсон, — сказал он. — Беспристрастный наблюдатель, вне всяких сомнений, объявил бы, что мы были совершенно сумасшедшими еще до того, как устроили такой дикий эксперимент. Признаюсь, мне и в голову не приходило, что результат может оказаться таким внезапным и сокрушительным. — Он кинулся в коттедж, вернулся, держа в вытянутой руке горящую лампу, и тут же бросил ее в куст ежевики. — Надо дать комнате время немного проветриться. Полагаю, Ватсон, то, как были устроены эти трагедии, у вас не вызывает и тени сомнения?

— Ни малейшей.