Настоящий английский детектив. Собрание лучших историй - Гилберт Кит Честертон, Артур Конан Дойл, Уилки Коллинз, Эдгар Уоллес, Матиас Бодкин, Эрнест Уильям Хорнунг (2017)

Но, несмотря на приступ паники, он понимал, что положение не безнадежно. Он знал побуждения авантюриста и фанатика. Было вполне возможно, что авантюрист Стефан будет держать язык за зубами хотя бы из тщеславного удовольствия актера, который может сыграть важную роль, но также из желания сохранить свой новый уютный дом, мошеннической веры в удачу и в свое мастерство фехтовальщика. Было совершенно ясно, что фанатик Антонелли будет молчать и пойдет на виселицу, не сказав ни слова о своей семье. Поль оставался на реке, пока не понял, что схватка закончилась. Тогда он поднял тревогу в городке, привел полицейских, насладился видом двух поверженных врагов, навеки исчезнувших из его жизни, и с улыбкой сел за обеденный стол.

— Господи спаси, да он смеялся! — воскликнул Фламбо, передернув плечами. — От кого такие негодяи получают свои идеи — от дьявола?

— Эту идею он получил от вас, — ответил священник.

— Боже сохрани! — вскричал Фламбо. — От меня? Что вы имеете в виду?

Священник достал из кармана визитную карточку и поднес ее к слабому огоньку своей сигары; она была исписана зелеными чернилами.

— Разве вы забыли его оригинальное приглашение? — спросил он. — И похвалу вашему преступному подвигу? «Ваша проделка, когда вы заставили одного сыщика арестовать другого, была одной из самых блестящих сцен во французской истории», — пишет он. Он всего лишь скопировал вашу уловку. Оказавшись между двумя противниками, он быстро отступил в сторону и позволил им столкнуться лбами и прикончить друг друга.

Фламбо вырвал визитную карточку Сарадина из рук священника и с яростью изорвал на мелкие кусочки.

— Туда ему и дорога, старому мерзавцу, — сказал он, разбросав клочки по темным волнам реки, исчезающим вдали. — Но как бы рыбы не сдохли от такой приманки.

Последний клочок белой бумаги и зеленых чернил растворился во мраке. Слабый, дрожащий отсвет, похожий на утренний, окрасил небо, и луна за высокими травами стала чуть бледнее. Они плыли в молчании.

— Отец, — внезапно сказал Фламбо, — как вы думаете, это был сон?

Священник покачал головой в знак несогласия или сомнения, но промолчал. Из темноты на них пахнуло ароматом боярышника и фруктовых садов. Поднимался ветер; в следующее мгновение он покачнул маленькую шлюпку, наполнил парус и понес их вперед по извивам реки к более счастливым местам и домам, где живут безобидные люди.

Невидимка

Кондитерская на углу двух крутых улочек в Кэмден-Тауне светилась, как кончик догорающей сигары в прохладных синих сумерках. Или скорее как догорающий фейерверк, потому что свет был многоцветным: он дробился во множестве зеркал и танцевал на множестве позолоченных и расцвеченных яркими красками тортов, леденцов и пирожных. К сияющему витринному стеклу прилипали носы многих уличных мальчишек, потому что шоколадки были обернуты в красную, золотистую и зеленую фольгу, которая почти лучше самого шоколада, а огромный белоснежный свадебный торт каким-то странным образом был невероятно далеким и одновременно манящим, как съедобный Северный полюс. Естественно, такая радужная провокация собирала со всей округи молодежь в возрасте до десяти-двенадцати лет. Но угол двух улиц был привлекателен и для несколько более зрелого возраста: юноша лет двадцати четырех на вид не сводил глаз с той же витрины. Для него кондитерская тоже обладала неотразимым очарованием, но его чувства не вполне исчерпывались любовью к шоколаду, которым, однако, он тоже вовсе не брезговал.

Это был высокий, крепко сложенный рыжеволосый молодой человек с решительным выражением лица, но несколько расслабленными манерами. Под мышкой он держал плоскую серую папку с черно-белыми эскизами, которые более или менее успешно продавал издателям с тех пор, как его дядя (который был адмиралом) лишил его наследства за социалистические взгляды из-за лекции, на самом деле опровергавшей экономическое учение социализма. Его звали Джон Тернбулл Энгус.