Настоящий английский детектив. Собрание лучших историй - Гилберт Кит Честертон, Артур Конан Дойл, Уилки Коллинз, Эдгар Уоллес, Матиас Бодкин, Эрнест Уильям Хорнунг (2017)

— Да? Мне кажется, чуть побольше. Самую чуточку, думается мне, Ватсон. И снова практикуете, как вижу. А вы не говорили мне, что намерены снова запрячься.

— Так откуда вы знаете?

— Я это вижу. Вывожу дедуктивно. Откуда мне известно, что вы недавно сильно вымокли, а ваша служанка очень неуклюжа и небрежна?

— Мой дорогой Холмс, — сказал я, — это уж чересчур. Живи вы на несколько веков раньше, вас непременно сожгли бы. Мне, правда, в четверг пришлось совершить загородную прогулку, и домой я вернулся в жутком виде, но поскольку я сменил одежду, то не понимаю, каким образом вы узнали про это. Что до Мэри-Джейн, она неисправима, и жена как раз отказала ей от места, но, опять-таки, не вижу, как вы могли это установить.

Он усмехнулся про себя и потер ладони длинных нервных рук.

— Ничего нет проще, — сказал он. — Мои глаза говорят мне, что на подошве вашего левого башмака, там, где на нее падает отблеск пламени, тянутся шесть почти параллельных царапин. Совершенно очевидно, что появились они оттого, что кто-то с большой небрежностью отскребал там засохшую грязь. Отсюда, как видите, мой двойной вывод: вас настигла непогода, и ваша обувь оказалась во власти особо вредного для нее образчика лондонской служанки. А что до вашей практики, так когда ко мне входит джентльмен, благоухающий йодоформом, с темным пятном от ляписа на правом указательном пальце и с выпуклостью сбоку цилиндра, указывающей, куда он припрятал свой стетоскоп, я был бы полным тупицей, если бы не определил, что он — активный член медицинской профессии.

Я не мог не засмеяться легкости, с какой он объяснил процесс этой дедукции.

— Когда я слышу ваши доводы, — заметил я, — разгадка всегда кажется мне столь до нелепости простой, что кажется, будто я сам мог бы сделать тот же вывод, однако всякий раз я оказываюсь в тупике, пока вы не объясните ход ваших рассуждений. А ведь глаза у меня, полагаю, не хуже ваших.

— Совершенно верно, — ответил он, закуривая сигарету и опускаясь в кресло. — Вы видите, но вы не наблюдаете. Разница очевидна. Например, вы часто видели ступеньки, по которым поднимались сюда из прихожей?

— Да, часто.

— И как часто?

— Ну, сотни раз.

— Так сколько их всего?

— Сколько всего? Не знаю.

— Вот именно! Вы не наблюдали, хотя и видели. Как раз об этом я и говорю. Ну, а я знаю, что ступенек семнадцать, так как и видел, и наблюдал. Кстати, поскольку вас интересуют эти задачки и поскольку вы столь любезно описали два-три моих пустячных расследования, вас, возможно, заинтересует вот это.

Он перебросил мне лист плотной бумаги розоватого оттенка, который лежал развернутый на столике.

— Пришло с последней почтой, — пояснил он. — Прочтите-ка вслух.

Письмо было без даты и без подписи или адреса.

«Будет визит к вам сегодня вечером без четверти восемь, — гласило оно, — джентльмена, который желает посоветоваться с вами по делу глубочайшей значительности. Ваши недавние услуги одному из королевских домов Европы показали, что вы принадлежите к тем, кому можно доверять дела, важность которых едва ли преувеличить можно. Такие отзывы о вас мы отовсюду получили. Так будьте дома в этот час и не удивляйтесь, если ваш визитер в маске будет».

— Таинственно, ничего не скажешь, — заметил я. — Что, по-вашему, оно означает?

— У меня еще нет данных. А строить теории без данных — непростительная ошибка. Незаметно для себя начинаешь подгонять факты под теорию, вместо того чтобы теория подгонялась под факты. Но само письмо. Какие выводы оно вам подсказывает?

Я тщательно рассмотрел почерк и исписанный лист.

— Писавший, предположительно, богат, — сказал я, пытаясь следовать методам моего друга. — Такая бумага стоит не дешевле полукроны за пачку. Она исключительно плотная и жесткая.

— «Исключительно» очень точное слово, — сказал Холмс. — Это вовсе не английская бумага. Поднесите лист к свету.